Красная Армия всех сильней.
И над всем составом ширился припев:
Так пусть же Красная
Сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой…
А еще дальше шумная ватага провожающих — дядья и кумовья, — хлебнув казенной, отдавали дань старине.
Последний нонешний денечек
Гуляю с вами я, друзья…
Осоловевший дед, вспомнивший по такому случаю и Мукден, и Порт-Артур, в который раз наказывал внуку, смущенному, робеющему парнишке:
— Смотри, Павлуха, сучий кот, служи на совесть. В нашем роду все справными солдатами были. Ать, два!
…Провожали Полуярова заройщики. И, конечно, Настенька. Семен Карайбог вытащил из карманов бутылку, стопку, синеватую — уже очищенную — луковицу.
— Русское простое казенное хлебное сорокаградусное вино. Опорожним по бывшему христианскому обычаю посошок!
Пили по очереди — стопка-то одна, — деликатно нюхали луковицу. Настенька стояла в сторонке. Ее смущало, что возле поезда много заводских, видят ее и, конечно, догадываются, кого она пришла провожать.
— И ты, сербияночка, маленькую, — Семен налил полстопки. Настенька замахала руками:
— Что ты! Отродясь не пила.
Но Семен настаивал:
— Хоть пригубь. Не нарушай обычая.
Настенька мотала головой:
— Нет, нет, она горькая.
Все рассмеялись.
— В том-то и смак, — со знанием дела определил Семен.
Петрович сам пил редко, разве только в получку, и то не больше четвертинки, и не любил уламывать непьющих: вольному воля. Но тут неожиданно поддержал Карайбога:
— Выпей. Настенька. За возвращение Сергея.
Слово сказано, слово тайное, заветное, самое главное: возвращение! Настенька сдалась. Двумя пальцами осторожно, словно боялась ожечься, взяла стопку, виновато и пытливо посмотрела на Сергея:
— За возвращение!
Петрович откашлялся. Как самый старший — вроде отец — сказал внушительно:
— Отслужишь, Сергей, вернешься, и свадьбу сыграем. Дело житейское.
Настенька смутилась до слез:
— Вы уж скажете… Какая свадьба!
Только Назар безучастно стоял в стороне и смотрел вбок косым глазом…
Семен Карайбог разошелся. Швырнул в кусты пустую бутылку, притопнул кривой кавалерийской ногой.
— Выходи, сербияночка! — и хрипло затянул:
Ты зачем в аптеку ходишь,
Сербияночка моя?
Ты зачем лекарства носишь —
Отравить хотишь меня?
Не выдержала и Настенька. Взметнула над головой батистовый платочек и пошла в образовавшемся кругу, тоненькая, прямая. Белая туфелька била в деревянный настил платформы, как в бубен…
Тогда Сергей Полуяров был твердо — хоть голову на отсечение — убежден: так и будет! Отслужит, вернется. Сыграют свадьбу! Как же иначе? Нет на земле у него людей ближе и родней, чем заройщики. Здесь, на зарое, он почувствовал силу труда, встретил Настеньку. Нет на земле другой такой, как она. Он любит ее…