Нонна посмотрела на Якова. Теперь не только лицо, даже глаза у него были белыми. Выбежала на кухню. Все в этой квартире было ей омерзительно. Ни к чему не хотелось прикасаться.
Хлопнула дверь. Яков впервые ушел, не попрощавшись. Нонна вошла в комнату. На письменном столе мужа, где всегда царил образцовый, на сто лет вперед установленный порядок, где каждая ручка, карандаш, пепельница, пресс-папье знали свое раз и навсегда определенное место, теперь был полный ералаш. Нонне сразу бросилась в глаза пустая рамка. Еще сегодня утром в ней находилась фотография. Яков Душенков и Петр Афанасьев стояли в обнимку на фоне полуразрушенного здания. На обороте фотографии пометка, сделанная рукой Якова: «11-я Интернациональная бригада, Гвадалахарский фронт». Теперь фотографии не было.
Вся накопившаяся за эти дни в душе Нонны боль подступила к горлу. Что делать? Сложить вещи и уйти? Но тогда Яков по-своему истолкует ее неожиданный уход. Подумает, что она тоже испугалась и, спасая свою шкуру, бежала, когда мужу грозит опасность. Чтобы Яков не подумал, что и она может предать друга, оставить в беде, оказаться трусливой тварью, Нонна подошла к телефону. Рывком подняла трубку, набрала номер служебного телефона Петра Николаевича Афанасьева. Густой, всю трубку заполнивший бас:
— Афанасьев!
— Здравствуйте, Петр Николаевич! Вас беспокоит Нонна Владимировна.
— А, добрый день, добрый день, голубушка. Рад слышать ваш голосок.
— Петр Николаевич! Простите, что отрываю вас от дела. Вероятно, по телефону не следует говорить, но…
Замолчала. Задохнулась.
— Я слушаю вас, Нонна Владимировна. — В голосе Афанасьева зазвучало беспокойство. — Что стряслось?
— Только что́ домой приходил Яков и уничтожил все ваши письма и фотографии. Сказал, что ему предложили рассказать все, что он о вас знает. Яков страшно напуган… Вы слушаете меня, Петр Николаевич?
Трубка молчала.
— Петр Николаевич! Вы слушаете?
— Да, да, я слушаю, Нонна Владимировна. Благодарю за доброе ко мне отношение. Жалею, что невольно явился причиной ваших волнений. Ничего страшного со мной не стряслось. Ваш муж…
— У меня нет больше мужа.
— Не понимаю!
— Я сейчас уезжаю к родным. С ним все кончено.
— Не спешите, Нонна! Подумайте!
— Я уже подумала.
— Ой ли! Не сгоряча решили?
— Не сгоряча. И не сегодня решила. Сегодня только последняя капля.
Петр Николаевич молчал. Тихо шумела и потрескивала мембрана. Заговорил с отдышкой:
— Что я могу сказать? Вам видней. А в связи с вашим сообщением доложу по секрету. Вероятно, на днях получу новое назначение — посылают командовать дивизией в Белорусский военный округ. Так что Яков несколько поторопился уничтожать письма и фотографии. Впрочем, пожалуй, и к лучшему — ясней все стало.