Сейчас я часто вспоминаю зарой, наших старых товарищей. Несмотря ни на что, хорошее было время! Как теперь я понимаю замечательные слова Пушкина: „Все мгновенно, все пройдет, что пройдет, то будет мило!“
Если ты еще помнишь меня и будет охота — напиши, как живешь, как сложилась твоя судьба.
Прости меня, если можешь.
Желаю тебе всего хорошего!
Сергей».
В одном Сергей Полуяров оказался прав. Письмо его разворошило прошлое. Настенька читала письмо с ощущением, будто на самом дне комода нашла старый альбом с давно забытыми, выцветшими от времени фотографиями.
…Ушел железнодорожный состав. Увез Сережу. Куда? Сколько дней продлится его дорога к месту службы в армии? Настенька подсчитывала: ну, пусть пять дней езды туда да пять дней будет идти его письмо. Всего десять дней. Через десять дней она получит первую весточку от Сережи.
Прошло десять дней. Письма не было.
Почему она решила, что поезд будет идти пять дней? А если его послали служить на Дальний Восток? Десять суток туда, десять суток обратно. Весточка может прийти и через двадцать дней.
Письма не было!
Когда прошел месяц, она окаменела в ожидании. Верно, что-то случилось! Заболел? Простудился? Или попал в какую беду? Хуже всего — неизвестность! А тут расспросы:
— Что пишет служивый?
— Как дела у Сереги? Не вышел ли в Чапаевы?
— Когда на побывку приедет?
На Новый год из Москвы на каникулы приехал Алексей Хворостов. Наговорил с три короба: ходит на все лекции и вечера в Политехнический музей, видел всех известных московских писателей, даже познакомился с Николаем Николаевичем Асеевым.
О Сергее Полуярове Алеша сказал мельком, словно это всем известно: служит в Москве, жив, здоров. Видятся редко. Все некогда. Столица!
Москва почти рядом. Вечером сядешь в поезд — утром в Москве. Поехать? Прийти к нему в казарму, посмотреть в глаза, спросить?.. Нет, ничего не спрашивать, только посмотреть в глаза — и все станет ясно. А что станет ясно? Разве сейчас не ясно. Жив, здоров. Значит, забыл. Другую нашел, московскую.
Впервые лицом к лицу Настенька столкнулась с непонятной, необъяснимой, незаслуженной жестокостью. Ну, разлюбил, ну, нашел другую. Напиши. Напиши честно: не жди! Почему же ты молчишь, Сергей? Неужели забыл, как возвращались вечерами по Золотой улице, как лежало под ногами лунное кружево, гремели в темных садах знаменитые курские соловьи, страстно и душно пахли маттиолы? Как же ты мог забыть все, все?..
Так прошел год!
Весь год рядом с Настенькой был Назар Шугаев. Вместе перешли работать на механический завод, и в один цех — в слесарный. Назар ни о чем не спрашивал, не замечал Настенькиных заплаканных опухших глаз, не выражал сочувствия, не осуждал Сергея. Просто был рядом. Спокойный, деликатный, неназойливый, всегда готовый оказать услугу. Ни разу ни единым словом не заикнулся он о своих чувствах. Просто был рядом, как настоящий друг.