Что день пропал, выяснилось быстро. Начался как обычно: обход цехов, летучка, планерка у директора, – а потом пропал. Да не один, а с Кишуниным.
С Кишуниным давно пора было решать, например после сентябрьского запоя. Но запои были не очень частыми, бюллетени – такими, что не придерешься, а сам Кишунин, отбюллетенив, впахивал за троих. И вообще был незаменимым специалистом. В смысле, хорошим, и в смысле, замены ему не было.
А теперь его самого не было, и обнаружилось это в самый неподходящий момент, когда Вазыху срочно потребовалась сводка по пикам энергопотребления обоих заводов за текущий квартал, отдельно для корпусов чугунного, стального и цветного литья. Было у него ощущение, что ТЭЦ мухлюет с цифрами отгрузки, а ГЭС этим радостно пользуется. Тут и выяснилось, что Николай Петрович приболел.
– Опять? – свирепо спросил Вазых.
Марданов, зам Кишунина, неубедительно заблеял, и Вазых швырнул трубку.
Немедленно затрещал второй телефон, синий, общекамазовский. Вазых Насихыча срочно приглашали на совещание, которое главный инженер проводил на автосборочном. Тут и стало понятно, что день пропал. От совещания не отбрыкаться, коли лично позвонили. Убьется там часа два. Плюс дорога: до автосборочного добираться полчаса – на своей машине быстрее, но своей машины так и не было, а Виталия выпросила дирекция ЧЛЗ – все шофера в разъезде, а сегодня надо было встретить самолет с какими-то резинками из Штатов. То есть из Москвы, конечно, но Штаты в безумной по-киношному истории были задействованы напрямую – Кошара принялся рассказывать, но у Вазыха не было времени слушать, он сказал: «Да-да-да, забирай» – и убежал на третью подстанцию. Так что Виталий с утра умчался в Бегишево, а Вазых отправился на совещание на вахтовом автобусе вместе с остальными персонально приглашенными.