– Так. Фахрутдинов, правильно? Что с рукой?
Ленарик ответил коротко и негромко, я не услышал. Ефимовна услышала, но пару секунд, похоже, ждала развернутого ответа с объяснениями и смущенными улыбками. Она, похоже, плохо знала Ленарика. Поняв, что не дождется, поучительно сказала:
– Ну что ж ты так. Надо повнимательней, чтобы больше не падать. Скажи спасибо, что левая, а не правая, хоть контрольные не пропустишь – ну и вообще не запустишь все на свете.
Помолчала, ожидая реакции. Ленарик смотрел ей в брошку, Саня – в окно. Ефимовна сказала:
– Так. А что с головой?
Ленарик поднял на нее глаза, ожидая продолжения – совсем равнодушно, я аж позавидовал.
– Корягин, и ты туда же. – Ефимовна решила заметить и Саню. – Что ж вас из крайности в крайность бросает так? То с патлами до плеч все ходили, теперь вот… Не школа, а педикулезный диспансер. Чего ж вы насмотрелись, что лысые ходите? Опять «Великолепную семерку» показывают, что ли?
– Что там великолепного? – удивился внезапно подруливший к ним Лысый. – Нормальная машина, но не «Волга», чтобы прям великолепная была.
Ефимовна так обрадовалась, что пропустила мимо ушей его слова и вообще ловко соскочила с темы семерки, которую я, кстати, тоже не понял:
– Ну вот, с товарища своего пример брали бы. Аккуратный, прическа хорошая, еще бы учебу подтянуть, да, Щерба?
Лысый пробурчал в ответ невнятное, но Ефимовна уже сочла свой долг на данном воспитательном участке перевыполненным, кивнула седой башней и пошла искать следующий участок.
– Чего лысые такие, берите вон с Лысого пример, – сказал я, подходя и протягивая руку.
Лысый как-то резко обернулся и сказал:
– О. Артурян. А говорили…
– Чего говорили? – спросил я, пожав руку ему, Ленарику и протягивая ладонь Сане.
Саня подтормозил, но на пожатие ответил и неохотно сказал:
– Да разное говорили.
– Что неживой? – уточнил я, начиная злиться, сам не зная почему.
– Типа того, – подтвердил Лысый, разглядывая меня, будто отыскивая признаки неживости.
– А, это вы, по ходу, заметили, каким меня бросили, – догадался я сочувственно. – Я там в натуре как этот, трупиком валялся.
– Я ж тебе говорил – руки секи, – сказал Рустик.
Он, оказывается стоял в метре за плечом Лысого. Когда подошел только.
– Когда ты?!. – вскинулся я, сообразил и пояснил, стараясь быть вежливым: – Я, вообще-то, по-татарски не понимаю.
Рустик посмотрел на меня непонятно, сказал что-то, судя по тону презрительное, и пошел прочь.
– Э, – сказал я раздраженно, но тут выступил Саня:
– А по-ментовски понимаешь, да?
– Чего? – спросил я, кажется, очень глупо.