Поднялся общий, полный ярости, крик. Бойцы из «бригады» предупреждающе щёлкнули затворами, недвусмысленно показывая, что, пока пойманные с поличным мерзавцы держат на весу носилки с девушкой — самосуда над ними они не допустят.
Тут, к счастью, появился запыхавшийся Жаба. Вслед за ним торопливо приковылял староста.
— Что у вас тут… — начал торговец. И осёкся.
— Ксаночка…
На памяти многих присутствующих это был, кажется, первый случай за много лет, когда они увидели Жабу таким — белым, как мел, с остановившимися, полными ужаса глазами.
— Ксана, доченька… — торговец словно во сне двинулся к носилкам. На его пути, не сговариваясь, встали двое — Техник и Рассол. Молча переглянулись, чуть расступились и придвинулись к нему, готовые подпереть плечами враз постаревшего на несколько лет бывшего сталкера.
— Она жива, дядька Панас. — успокоил Кирпич. — Но ей срочно нужен врач.
— Врач… — как-то бессмысленно повторил Жаба. — Врач… да…
— У нас тут, в ближайших окрестностях, всего один медик — мрачно пояснил «браткам» один из вольных. — Сама Ксана… Ну, ещё Болотник, но до него идти…
— Хрен с ним, с Болотником! — вдруг решительно выпрямился Техник. — Кордон ближе, санчасть у них есть! Я схожу.
— Тебя ж там вояки пристрелят!
— Это ещё неизвестно, пристрелят или нет! И… что они — не люди, что ли? — сталкер, которого уже потихоньку начинали считать в Зоне легендарным, поправил сдвинутую козырьком назад армейскую кепи. — В общем, погнал я. Ждите.
И, больше не размениваясь на слова прощания, он развернулся и почти бегом направился к южной оконечности деревни, где единственная улица переходила в разбитую дорогу, ведущую к периметру Зоны и к Кордону.
К военным, с которыми вольные сталкеры находились в, мягко говоря, довольно непростых отношениях.
Проводив взглядом товарища, Рассол повернулся к старосте.
— Хромой, что делать будем?
— В дом её надо… — отозвался тот. — Донесёшь?
— А то!
«Бригада» безропотно посторонилась перед высоким плечистым одиночкой. Тот бережно поднял на руки бесчувственную девушку и, прижав к груди крепко, но осторожно, понёс её к дому Жабы. Сам торговец, опомнившись от первоначального потрясения, поспешил следом.
Об обидчиках своей дочери он, кажется, и думать забыл. Весь мир для него заслонила её растрёпанная головка, бессильно опущенная на плечо Рассола.
Проводив взглядами удаляющегося товарища с его драгоценной ношей, вольные сталкеры как один повернулись к насильникам. Те — и без того чувствующие себя прескверно, совсем съёжились от страха и тоскливого предчувствия.
Койот ласково ухмыльнулся им и подбросил на ладони нож.