– Мужчина, передайте уже на проезд! – тетка, взгромоздившись в приямке у двери, пыхтя пристраивала свою сумку. – Ой, молодые люди, осторожнее! Вы мне все колготки порвете!
– Поздно, тетка, – молодой человек уркаганской наружности щерил крепкие желтые зубы. – Лет бы двадцать тому назад легко, а сейчас ну тя на хрен!
– Хамло! – высокомерно отрезала тетка, цепко придерживая сумку.
Мужчина слушал перепалку, стоя в проходе согнувшись и уцепившись за спинку обшарпанного пассажирского кресла. Перед глазами маячила надпись русскими буквами, сработанная на принтере и оклеенная скотчем, – «Тише едеш далше выидеш». Он усмехнулся. Еще лет десять-двенадцать назад можно было бы держать пари, что для составителя плаката русский язык не родной и никогда им не станет. Теперь же такой уверенности не было. Перманентная реформа образования начала наконец-то приносить сочные плоды, да и пиджинизация некогда великого и могучего зашла уже ой как далеко. Можно ли считать родным язык, которым владеешь нетвердо? Можно, если никакими иными не владеешь вовсе. Как там было написано в предвыборном плакате одного кандидата – «сечас главная задачя – востановить всеобщую граматность населения»… Ничего особенного, вероятно, у какого-то помощника-рецензента случайно оказалась отключена проверка правописания на компьютере…
Машину тряхнуло на ухабе, мужчина сморщился – больно, зараза… Стоять скрючившись было неудобно, бок болел все сильнее. Молодые люди, сидевшие перед ним, продолжали обсуждать какие-то свои дела. Времена, когда пожилым и больным, а также беременным и мамочкам с младенцами уступали места в общественном транспорте, навсегда остались в прошлом вместе со смешными кургузыми трамвайчиками и неуклюжими округлыми «мыльницами» львовских автобусов. Во всяком случае, когда появились первые маршрутки, этот древний обычай доживал последние вздохи.
– На остановке, пожалуйста.
Пожилой таджик, сидевший за рулем, мотнул головой в знак согласия и круто завернул к тротуару, не обращая внимания на злобное бибиканье какого-то подрезанного лоха. Навалившись плечом, мужчина толкнул дверь, со скрежетом откатившуюся в сторону, и покинул душный салон, немедленно привалившись к столбу. Слегка отдышавшись, он достал пластинку лекарства, выдавил из фольгированного гнезда одну таблетку, тщательно разжевал. Постоял, прислушиваясь к ощущениям. Ну вот… вроде полегче. Айда домой…
Он все-таки замедлил шаг, обходя это здание. Внутренний голос подсказывал – не надо… Ну право же, ничего из этого не выйдет, кроме расстройства.