Спросите, как я угодил в свой бывший дом, хотя мне выделили просторную комнату со всеми возможными удобствами? Если просто и без предисловий — вляпался в историю. Для парня, живущего с родственниками и держащего сову как вид сотового телефона, насобирать на свою голову неприятности все равно что подставиться под сокрушающий удар кузена. И увернутся нельзя, и не увернуться — тоже.
Мне скучно. Это привычное состояние моей души, вот уже который год в этом, милом на первый взгляд, месте. Хочется чего-то необычного, греющего душу и избавляющего от лишних мыслей... сейчас бы выпить.
«Семь».
Глупости — это мысли пролетающие через мою голову и оседающие в дальнем углу чулана в виде пыли. За сегодняшнее утро я подумал глупость семь раз. Вполне себе ничего, но эта мысль не вошла и пятёрку победителей. Возможно, у нас ещё будет победитель ближе к вечеру, но пока джек-пот сорвать не удалось. Странно всё это.
Это замечает дядя Вернон.
Это замечает тётя Петунья.
Это замечает кузен Дадли.
Это замечает мой психолог.
Так ради всего, что есть в этом чулане, а именно: лампочка на проводе, кровать, полтабурета, тряпки, пыль, пауки, мышь без хвоста, дыра в стене и я сам — объясните мне, в чём, собственно, дело?! Я когда-то прочитал, что с ума можно сойти из-за какого-нибудь шока. Шок был. Было даже два шока или три. Моя жизнь — это один большой шок, который бьёт током в самые уязвимые места — темя и задницу. Заряды встречаются лишь однажды, где-то на уровне устройства, благодаря которому по моему телу всё ещё течёт кровь. А ведь я хотел умереть... или, быть может, чтобы умерли все другие, или... третьего варианта я не придумал, но он бы вполне стал очередной глупостью под цифрой восемь.
В дверь чулана постучали с такой силой, что на голову посыпались опилки и паутина. Видимо, мне уже пора.
* * *
Кстати о птичках. У меня есть психолог. Это сейчас модно, как говорит тётя. Больных людей нужно лечить, потому что соседи не любят психов по соседству. Соседи по соседству. Масло на масле. Паутина на потолке. Говорят, мои заскоки нервируют их собаку. А у них нет собаки. И кошки у них нет. Даже попугая или там канарейки. Может, им стоит кого-нибудь завести? Пусть хоть кто-нибудь нервничает из-за моего присутствия. Почему я сам должен за них всё делать?
Даниэль говорит, что я слишком сильно перенапрягаю мозги. Он говорит, что я должен найти жизненный ориентир или отдушину и перестать загонять себя в рамки. Он любит поговорить. Бесплатному соцработнику так же скучно, как и мне. Я в этом уверен. Звук его голоса способен успокоить в этом помещении только одного человека. Не меня. Мистер Даниэль Фоук, а именно так его и зовут, проработал на свою страну семь долгих и счастливых лет без передвижек и надежды на карьерный рост. Его жена — миссис Фоук — вышла за него замуж в связи с чудом, случившемся на одной из студенческих вечеринок. Потому как непорочное зачатие в семье потомственных акушеров — это действительно чудо. Жених столько выпил, что до последнего отказывался от почётного права отцовства, сетуя на высшие силы, а уж никак не на свои чресла. Дед семейства потомственных акушеров, он же отец невесты по совместительству, имел на этот счёт вполне жёсткую позицию, а ещё он имел коллекционный мушкет с гравировкой «от отца к сыну — только через мой труп». У мистера Фоука не было шансов изначально. Ему нет сорока, один ребёнок, хобби — сквош по четвергам и воскресеньям. Может быть, благодаря этой затейливой в плане названия игре, седина успела коснуться висков психолога из Литл Уингинг. Нервная работа, трудные подростки, три покушения на убийство и ключ с обратной резьбой от сейфа, где лежат препараты, не дают доктору нормально сосуществовать со своим внутренним Я. И внешним, кстати, тоже. Да, со всеми Я, которых он успел изучить за свою жизнь. А ключик всё ещё в правом кармане брюк. Слегка топорщит ткань и, при касании, царапает кожу на пальцах. Его это, должно быть, успокаивает.