Кошкин домик (Rominiys) - страница 26

«Сегодня опять понедельник».

— Что это значит?

— Это я хотел поинтересоваться у вас, но больше меня примечает обложка.

— Это ива, что растёт у школы. Здесь пятна крови?

— Это кровь Поттера. Она впиталась в обложку и теперь периодически мироточит. Он тёр её так сильно, что пальцы стёрлись до крови, и делал это каждый день на протяжении месяца, а ещё он перебирал вещи с таким рвением, что разломал половину собственной комнаты. Каждый день его был точной копией предыдущего, словно во временной петле, он повторял одни и те же действия день ото дня. Разве это не безумно? Может, будет разумней не давать ему проснуться?

— Хватит, — директор поднялся из-за стола и подошёл к камину. Дописанный листок упал в огонь, где и сгорел в пламени. — Я возвращаюсь в Хогвартс, и если будут изменения, сообщи мне немедленно. Северус, любые изменения. Собраний Ордена до конца школьных каникул не будет, и, пожалуй, стоит отправить младших Уизли в Нору вместе с Гермионой. Поппи я забираю с собой, а ты с Тонкс останешься тут, — и, не спросив согласен ли зельевар, Альбус Дамблдор исчез в зелёном пламени.

Чем дальше занимался зельевар и куда направился старик, дому было все равно. Этот разговор в пересказе Кикимера стал ещё одним в череде диалогов ни о чем. Главное, что вынесло для себя здание, — это то, что половина живых существ уберётся восвояси, а вместе с ними и любопытная носительница грязной крови. Спящий мальчик таковым и останется, и в скором времени часть станет целым, а целое обретёт ещё одну часть. Домовик, улавливающий тонкие волны мыслей дома, не стал вникать в суть, и, раз поместью от него ничего больше не нужно, Крикимер вернётся к своим обязанностям.

Глава пятая. Моя жизнь, как злоключение

С момента, как дом почти опустел, прошло двенадцать дней три часа тринадцать минут и сорок три секунды.

Тик-Так, Тик-Так, Тик-Так...

Нимфадоре скучно.

Скука — это неотъемлемая часть Нимфадоры, с которой она борется уже давно.

Нимфадоре надоело смотреть на метроном, который она умыкнула из синей комнаты. Или, может быть, красной, или зелёной — они все одинаковы, и в какой из них она была, Тонкс не запомнила. Может быть, во всех трех.

Тик-Так, Тик-Так, Тик-Так...

Нимфадора слышит шёпот.

Шёпот говорит с Нимфадорой не так уж и часто.

Нимфадора часто слышит голоса в голове ещё с тех пор, когда она была маленькой и могла перекрашивать волосы только в три однотонных цвета — синий, красный и зелёный. Мысли, пришедшие из ниоткуда, слова, которые она не знала, и люди, кажущиеся смутно знакомыми. Детство девушки было не таким, как у всех детей. Правда, сверстников она не видела, так что сравнивать было особо не с кем. Когда ей стукнуло одиннадцать, мама — Андромеда — купила всё, что требуется к школе, и даже познакомила с одним хорошим профессором. Сальные волосы, чёрная пропитанная зельями мантия: дядя Снейп не отличался от своей нынешней версии. Возможно, морщин на лбу было поменьше, да и нервов, истраченных впустую, тоже. Дядя Северус был молодым профессором, не слишком долго проработавшим на этой должности. Нимфадора нынешней версии сомневается в правдивости воспоминаний юной Нимфадоры и вполне могла отобрать у профессора пару лет жизни в плане возраста или наоборот подарить. Тонкс не жадная. Сейчас они говорят лишь о Гарри и об аврорах. Мама Андромеда в разговоре мелькнула лишь раз, когда дядя Северус спросил о ней. Это было логично, но Тонкс не хотела говорить, поэтому споры в тот день удалось избежать.