Он спрыгнул на трухлявый пол, вдыхая запах пыли и затхлости. Убогая комнатушка, где он оказался, была совершенно пуста; не было даже торчащего из стены куска трубы, который указывал бы, что прежде в номере имелась раковина. Сергей вышел через дверь в коридор. Коридор, по обе стороны которого шли номера, был погружен во мрак — в одних номерах были закрыты двери, в других — окна забиты фанерой, и лишь из пары дверных проемов вдалеке падал вечерний свет. Падал он и из только что покинутой Сергеем комнаты, что позволило разобрать номер над дверью — 17. Номер 43 находился, очевидно, на втором этаже.
Сергей достал из кармана свой фонарик, лежавший там со времени осмотра дома Лыткаревых. На лестнице тьма была полной, но на втором этаже было светлее, здесь уцелело больше окон. Сергей отыскал сорок третий номер и с трудом потянул на себя разбухшую и перекосившуюся дверь.
В этой комнате сохранился стоявший у стены платяной шкаф, естественно, пустой; куда более, однако, удивил Коржухина лежавший на полу матрас. Оконное стекло было выбито; осколки хищно скалились по периметру рамы.
Сергей подошел к матрасу и поднял его за угол. Пол под матрасом не отличался от пола вокруг. «А что ты ожидал там увидеть? — спросил себя Сергей. — Несмываемую лужу крови, как в историях о привидениях?» Он сделал несколько шагов к окну, и вдруг широкая половица под его ногой глухо треснула, и нога провалилась по щиколотку.
Сергей выругался. Этак недолго и компанию Алексу составить. Хотя, конечно, сам виноват, нечего лазить по развалинам, полагаясь на слова полоумной старухи… Он нагнулся, вытаскивая обломки доски, чтобы освободить ногу — и тут же перестал ругать себя за легкомыслие.
Потому что под вытащенной половицей обнаружился блокнот.
Конечно же, он не мог оказаться здесь случайно. Его спрятали, и, скорее всего, сделал это постоялец номера, чувствовавший опасность. Как видно, старуха все-таки была права…
Сергей поднял блокнот и тут же брезгливо поморщился. Снег и дождь много лет подряд попадали в номер через разбитое окно; грязная вода протекала вниз сквозь щели в полу; к тому же, кажется, над блокнотом потрудились и мыши… Грязные слипшиеся листки расползались под пальцами. На первых страницах ничего невозможно было разобрать; чернильные строчки расплылись в мутные полосы. Похоже было лишь, что это дневниковые записи — каждая предварялась короткой строчкой, скорее всего, датой. На очередной странице Сергею удалось разобрать год в этой дате — не то 74, не то 79. Здесь уже можно было понять отдельные буквы и слова — в частности, Сергей смог прочитать фамилию «Дробышев» — но общий смысл оставался еще более туманным, чем в записке жюльверновского капитана Гранта. Следующая страница пострадала еще меньше и была уже вполне читабельна, но на ней оказалось лишь несколько строчек: