Лицо моей собеседницы расслабилось, плечи опустились, словно она стравила из себя лишнее давление. Даже взгляд стал мягче, но все еще настороженный.
– Вот оно как. А я смотрю – кацавейка кожаная, ну думаю эти пришли…
Я понимающе улыбнулся. Хотя не понял ничего.
– А где можно набрать воды? – и показал опустевшую флягу.
– Дальше по улице шагай, колодец увидишь. Или в лесу ручей есть. Только заблудишься, наверное.
Тут дверь сарая открылась, явив Тимоху.
– Мам, мам я видел, видел! – захлебывался он радостным волнением.
Женщина вздохнула, повесила ведро ла локоть и критически осмотрела сына:
– Снова весь изгвоздался?
Тут я заметил, что руки юноши были перепачканы чем-то зеленым.
– Сто раз тебе талдычила, вдягай тужурку и шапку, не лето на дворе. Застудисся, потом отпаивай тебя, – продолжала любовно ворчать его мать, поправляя складки на его рубахе. Речь ее звучала с каким-то мягким акцентом, иногда с незнакомыми словами и ударениями. – Вон принЕсла пару тетеревов. ОднОго засолим, дрУгого сегодня сгоношу тебе на вечер.
Присмотревшись к ведру на ее руке, я понял, что бурый цвет его стенкам придавала кровь, а на дне темнели тушки птицы.
– Спасибо за помощь, – мне стало немного неловко присутствовать при семейных делах. – Я, пожалуй, пойду. О, кстати! – как же я мог забыть такое событие, – вы не ощущали ночью вибрацию?
Женщина вопросительно посмотрела на меня.
– Ну я имею ввиду толчки подземные. Земля тряслась и стены… – как человеку, учившему язык, а не впитавшему, мне было проще объяснятся на литературном, более официальном наречии, чем на разговорном. А в этом месте эта разница наверняка ощущается особенно.
– Всяко бывае. Не нашего ума дело. Там, колодец, там, – словно выпроваживая меня, замахала она рукой и отвернулась.
Эта местная запуганность и кротость доставляла мне больше всего хлопот. Даже не пообщаешься, ощущение, что все чего-то боятся, слова даже лишнего не скажут. Словно кто-то постоянно их слушает.
– Пока, Тимоха! – я махнул стоявшему возле сарая парню. Тот расплылся в улыбке и замахал мне в ответ.
– Ходи, ходи домой, – буркнула тетка, подталкивая его к избе. Уходя она бросила на меня еще один вопросительный взгляд.
Пускай немного шероховатое, но первое личное знакомство здесь подогрело мой азарт. Я бодро зашагал дальше по своей улице, возможно единственной в Чернолесье. Черт, забыл про егеря спросить, но возвращаться к матери Тимохи мне не хотелось. Вдоль улицы, шагах в ста не более, был лес, словно стена, за которой находилось свое царство. Впереди замаячил колодец, накрытый крышей, идеально вписывающей его в ландшафт. Когда я приблизился к нему, то боковым зрением заметил движение роще. От колодца прямо в лес вела тропа. Узенькая, но вполне различимая. На ней, среди листьев, можно было увидеть силуэт, с ведром.