Молния среди леса (Малахов) - страница 41

Корней Аристархович соорудил обед, в который я настоял добавить консервы из моего запаса. Затем мы немного поиграли в шахматы, но трудно было сосредоточиться на ходах. Иначе я бы не проиграл. После этого доктор показал мне еще один свой агрегат, тот самый что был за шторкой в его рабочей комнате. Это оказалась конструкция, о назначении которой я смог догадаться – самогонный аппарат. Костомаров пояснил, что процесс добычи спирта в таких условиях, в принципе, однообразен, но очень многое зависит от последующей фильтрации и добавок. И что здесь поле для деятельности не менее обширное, чем при разработке лекарств. Дал также ответ на вопрос, правда ли, что народ в России сильно злоупотребляет алкоголем, делая это массово, обожая собираться в «хорошие компании».

– Знаете, друг мой, – с какой-то легкой грустью сказал доктор, – мне кажется, что там, где злоупотребляют спиртным, компании как раз плохие. Ведь в большинстве случаев алкоголь – это даже не вкус жидкости, а ее воздействие. Расслабление тела, но что немаловажно – души. Человеку хочется пообщаться, но прежде всего с самим собой. Философствовать – врожденное качество у нашего брата. У каждого она, философия, разумеется, своя, как по глубине, так и по объектам размышления. Человек видит происходящее вокруг себя и задает вопросы от простых вроде «Как видит мир птица с высоты и почему мы не летаем», до сложных общественных «Как быть? Что делать? Почему все так?». В хорошей компании выпить – это предлог обсудить вопрос. В плохой, вопрос – это предлог выпить.

Еще мы обсудили план дальнейших действий. Не зависимо от того, как завершится наша затея с фотографией, нужно еще раз побывать на месте, куда меня водил егерь, изучить его пристальнее. Было подозрительно, что охотник ни разу не упоминал про волков, хотя пациенты Костомарова такие сведения приносили. Какая-то аномалия вызывающая покраснение глаз у животных? Пища? Много вопросов. Доктор посетовал на то, что хорошо бы иметь голову вепря для анализа. Я был согласен и сожалел, что не догадался попросить его у Зверева.

– Если наши подозрения насчет него правдивы, то не факт что он бы отдал, – веско заметил Корней Аристархович.

Никогда еще я так не радовался наступлению темноты. Лес уже не казался мне зловещим: в нем просто изменился звук, одни его голоса сменились другими, как и в городе. А может моя храбрость была производной от волнения, которое переполняло. Но вот очередной взгляд на часы дал отмашку начинать. Костры запылали почти мгновенно, казалось, озаряя всю деревню. В нужную минуту я махнул рукой, перерубая невидимый канат. Костомаров завел механизм на фотоаппарате и отпустил веревки разматываться. Я пристально смотрел на поднимающуюся в небо конструкцию, моля ветер не подуть резко и не развернуть наш дирижабль в другую сторону. Была мысль сделать растяжку из двух веревок, но увы самих-то канатиков больше не было. Фотоаппарат завис над темной поверхностью леса. Мы с доктором обратились в слух, не произнося ни слова. Звук затвора был нами услышан. Корней Аристархович стал спускать воздушные шары обратно, я же пока тушил костры с таким рвением, словно это был пожар. Так же молча наша компания направилась в дом, где я немедленно приступил к проявке пленки. Красный фильтр у меня имелся и лампа заполнила помещение кровавым светом. Естественно, хотелось сделать все поскорее, но гораздо больше хотелось получить качественный снимок, и я был максимально осторожен. Выдержав пленку в проявителе, затем в затвердителе, мы получили негативы. В комплекте проявки был окуляр, для отсмотра пленки и разумеется мы по очереди рассматривали последний кадр. Светлое пятно там было. Что ж, увеличитель и прочие принадлежности тоже имеются, значит дело только во времени. И вот наконец-то мокрый прямоугольник бумаги висел на веревке. Мы с доктором словно два ребенка, успешно проведшие какой-то строго запрещенный родителями эксперимент, вожделенно смотрели на фотографию. Конечно, если показать ее незнакомому с ситуацией человеку, то он вряд ли вообще поймет, что здесь изображено. Неравномерно черный фон, на котором три светлых пятна: одно самое яркое, по форме напоминающее горизонтальный мазок кисти, расположено ближе к верхней части фотографии. Еще два, поменьше и покруглее, теснились рядом в нижней части снимка. Несмотря на царившее в красной комнате возбуждение, Костомаров настоял на отдыхе, напомнив поговорку про мудрое русское утро. Без химии опять же не обошлось. Маленькая доза пахнущей малиной настойки перевела мой организм в режим отдыха.