Проснувшись довольно рано и проведя все свои утренние ритуалы, я был готов к походу в лес. Вместе с доктором мы рассчитали примерное расстояние до цели – оказалось около трех километров, двигаясь на северо-восток, что для густой чащи совсем не мало. В моем рюкзаке был набор ярких ленточек из ткани, которые очень удобно повязывать на ветки или кусты, а на обратном пути – снимать.
– Я бы очень хотел пойти с Вами, – сокрушался Костомаров, – но понимаю, что это сильно задержит продвижение. Но данный поход это, так сказать, разведка. Если обнаружится что-то интересное, а я на это надеюсь, тогда не обессудьте, друг мой, Вам придется и в лесу терпеть мою компанию.
Я приободрил его, заявив, что с таким партнером мне ничего не будет страшно.
– Кстати о страхе, – доктор ловко достиг одного из своих столов и достал из его ящика небольшой мешочек. – В таком походе вам могут встретиться и вполне обычные волки или кабаны, которые не всегда выказывают гостеприимство. Огнестрельного оружия я не имею, но кое-что для самозащиты соорудил.
Он двумя пальцами достал из мешочка глиняный цилиндр, сантиметров десять высотой.
– Специально заказывал у одного гончара с особо тонкими стенками, и особо хрупкими. Удивился он, он конечно, но выполнил. Здесь внутри – смесь нескольких веществ, особо раздражающих слизистую и дыхательную систему. Я назвал ее «ирритон». Для большего радиуса воздействия я закачал туда газ и запечатал сургучом. В переносном мешочке – солома, но все равно, Вы с ним поосторожнее.
Я с интересом рассматривал это изобретение, уточнив, что его надо бросать в зверя.
– Совершенно верно, словно гранату. Желательно попасть в голову или область около глаз, дыхательных путей. Если вдруг Вы ввяжетесь в ближний бой, чего следует избегать всеми силами, то зажмурьтесь посильнее и не дышите, пока ирритон действует. В вашем распоряжении три гранаты.
Я еще раз поблагодарил его и вспомнил, что нужно снять просушенные фотографии. В энтузиазме исследования ночного кадра, я совсем забыл про остальные. Первой в бумажный конверт пошла моя собственная фотография, которой я немного стыдился при докторе, но в душе радовался. Я уже снял следующую с прищепки – на ней был вечерний вид Чернолесья, как из-за спины раздался голос Костомарова:
– Скажите, друг мой, а это ваш родной город? – доктор указывал на висевший в начале верёвки снимки. Это были кадры, сделанные мной в день отъезда.
– Ага, – я снял один картонный прямоугольник, на котором была запечатлена улица, шагающие по ней люди, едущие по мостовой машины, велосипеды. По тротуару шел разносчик газет, мальчишка в старом картузе. Какой-то китаец толкал перед собой загруженную выше его роста тачку. – Это я по пути в порт щелкнул. Настроение было такое…жизнерадостное что ли.