Я могла видеть ожерелье моей мамы, застывшее в его глазах. Это напомнило мне, как тает бесконечная линия отражений, когда стоишь между двух зеркал. Что-то было такое в его глазах, в его лице, чего я не могла понять. Он был загипнотизирован медальоном, словно попал под какие-то чары.
В его броне все же была щель.
— Может быть еще больше, — сказала я.
Он оторвал взгляд от ожерелья и посмотрел на меня. Схватив меня за руку, потащил через галерею, вверх по короткой лестнице и на палубу. Я еле тащилась за ним, ноги были еще вялые и слабые.
— Ты видишь это?
Он обвел рукой вокруг.
Мы находились посреди пустоты, окруженные километрами темной убегающей вдаль воды.
— Это, — продолжил он, указывая на океан, — не идет ни в какое блядское сравнение с этим, — он потряс ожерельем перед моим лицом. — Твои камешки для меня ничто, вымытый песок.
— Жаль, — продолжил он мягче, держа медальон в лучах солнца. — Какая красивая вещица.
Мой отец не мог решить, какой камень подобрать матери. Он сказал, что выбрал александриты, потому что они походят на радугу. Их грани переливаются невообразимыми цветами на свету. В помещении они выглядели красноватыми, а на солнце сверкали зеленым оттенком. Их свет отбросил блик на лицо Дамиана.
— Какая красивая вещица, — повторил он тише, почти грустно.
— Эти камни очень редкие. Жемчужина тоже. Ты не будешь ни в чем нуждаться. Ты можешь поехать, куда захочешь. Исчезнуть. Делать все, что хочешь. И если ты хочешь больше…
— Сколько стоит твоя жизнь, Скай Седжвик? Как ты думаешь?
Он знал мое имя. Конечно, он знал мое имя. Он, наверное, нашел документы в сумочке. Или следил за мной. Значит, похищение мое было не случайным
— А сколько, ты думаешь, стоит моя жизнь? — спросил он, снова поднимая медальон. — Длину этой цепочки? Жемчужину? Два редких камня?
Он посмотрел на меня, но я не ответила.
— Ты когда-либо держала жизнь в своих руках? — он положил медальон в мою ладонь и сжал ее вокруг него. — Вот, ощути это.
Он псих. Совершенно сбрендивший псих.
— Ты знаешь, как просто разрушить чью-то жизнь? — он медленно отобрал у меня медальон, и медленно, намеренно медленно уронил его.
Тот упал возле его ноги. Дамиан поиграл с ним немного, двигая его назад и вперед носком ботинка.
— Это действительно до смешного легко, — он наступил на медальон и придавил его каблуком, глядя на меня.
Стекло начало трескаться под его весом.
— Не нужно, — попросила я. — Это все, что у меня есть в память о маме.
— Было, — ответил он, не убрав ноги до тех пор, пока медальон не был раздавлен.
То, как он сказал «было», разбило меня вдребезги.