– Как вы, американцы это называете?
– Нет худа без добра.
Он кивнул, затем протянул ей руку.
– Иди сюда. – он похлопал по своим коленям.
Она перебралась к нему на колени, находя довольно знакомую прямо сейчас позицию. С ним было так легко привыкнуть к этим вещам. Джан был настолько большим, что она могла использовать его в качестве кровати. Он был сплошными твердыми мышцами, но их конечности могли переплетаться в таких позициях, как если бы они были одним телом, их тепло просачивалось в кожу друг друга. Просто божественно. Он чувствовался убежищем.
Боже, она не могла остановить себя, чтобы не звучать поэтично.
После этого опыта она могла бы написать целый альбом. Нет, на этот раз, не разбивающий сердце текст, а сексуальные слова и доводящие до озноба мелодии, которые могут быть использованы парами в качестве фоновой музыки во время занятий любовью. Это было бы для нее чем–то новым.
– Мой публицист позвонил мне. Мы у всех на языках. – сказал Джан.
– Да. Нуша мне тоже звонила.
Молчание.
– Мне очень жаль, Cara. – тихо сказал он.
– За что?
– За то, что ворвался на пресс–конференцию.
– Ты прикалываешься надо мной? Если бы ты этого не сделал, то у меня не было бы прямо сейчас самого удивительного времени в моей жизни. Никаких сожалений.
– На самом деле?
– На самом деле. После того, как я выставила на аукционе свою «вишенку», то стала самой горячей новостью. Естественно, что они до последнего следуют за исходом моего безумия. Я этого ожидала.
– Безумие.
– Да. Двойное безумие. Типа, кто бы сделал ставку в 50 миллионов долларов ради переспелой «вишенки»? Только ты.
– Перезрелая. – Он усмехнулся.
– Перезрелая, просроченная, переоцененная.
– Определенно не переоцененная.
– Так и было. Когда я впервые надела кольцо чистоты, я была провозглашена моделью для подражания молодежи. Когда мне минуло восемнадцать лет, а я не потеряла свою девственность, они хвалили мое чувство морали, и я даже представляла сенатора–республиканца в его кампании, и он выиграл. Но когда у меня появился мой первый парень в возрасте восемнадцати лет…
– В восемнадцать? Что ты делала в старшей школе?
– Я была очень поздним цветком, и я училась на дому. Виноваты мои чрезмерно опекающие родители и моя требовательная карьера. Трудно было иметь отношения, когда тебя повсюду преследовали папарацци. Я была в ужасе от того, что в конечном итоге, окажусь на слуху из–за компрометирующей ситуации, и буду выглядеть в ней некрасиво, и это навсегда будет в архивах в сети.
Он рассмеялся.
– Я сомневаюсь, что у тебя бы там были какие–нибудь уродливые фотографии. В тебе нет ничего некрасивого.