Не давали покоя ему эти мумии, муж и жена, важные египетские сановники. Подействовало их проклятие.
Катажина Тенчиньска, красивая шляхтянка, родила Николаю Кшиштофу Радзивиллу много детей, но все они умирали в младенчестве, не доживая и до года: кто от свинки, кто от кори, кто от заворота кишок или от бронхита. Знатные люди в те времена хоронили своих малышей часто, и никто им помочь не мог, ни заморские лекари, ни деревенские колдуньи.
В любой семье такое бывало, но только у Радзивиллов дети гибли год за годом, и маленькие, похожие на шкатулки, гробики, ложились друг на друга в фамильный склеп под костелом в Несвиже. Всего их было 12. Пани Катажина умерла с горя, и пан вскоре женился на сестре своей прежней жены, тоже Катажины, урожденной Острожской, по имени Эльжбета. Конечно, Папа разрешал жениться лишь единожды, но все законы писались не для Радзивиллов, поэтому понтифик благословлял каждый раз новобрачного пана и дарил ему: то серебряный сервиз на 200 персон (а к чему мелочиться, когда такие люди женятся?), то редкую икону в бриллиантовом окладе, то какой-нибудь средневековый манускрипт.
А пани Катажина Тенчиньска, Ниобея, потерявшая детей, превратилась в пушистую сову с перьевыми ушками и ночами печальным уханьем оглашала окрестности Несвижа, спрашивая — где ж мои детки?!
И детки из гробиков с гербами отвечали: мы здесь, мама, мы здесь…
Умирая, Николай Кшиштоф Радзивилл Сиротка завещал своим отпрыскам — и не только им, а всему роду, всем потомкам от всех ветвей, попытаться снять с Радзивиллов древнее проклятие, хотя бы одно, потому что жить под тремя проклятиями очень плохо, не знаешь, каких пакостей еще ожидать и к чему готовиться. Дети обещали.
Но взялся выполнить это обещание только Стах Радзивилл, дальний, не слишком богатый родственник Николая Кшиштофа. Он, рано лишившись родителей, воспитывался в Олыке, в замке у Альбрехта Радзивилла.
Стах казался мальчиком тихим, мирным, Радзивилловская натура, ядовитая и горячая, в нем взыграла поздно, поэтому, наверное, никто от него не просил снимать проклятие, и не догадывался, что Стах на это способен. Когда Стах стал взрослым, влиятельный опекун его, Альбрехт Радзивилл, боясь, как бы тот не потребовал своей доли, передал Стаху право взимать с подвластных Радзивиллам еврейских местечек разные подати, налоги и сборы. Для капиталов самого Альбрехта эти деньги не играли такой большой роли, и он без сомнений перепоручил их своему воспитаннику: пусть собирает, может, заодно научится ведению дел. А там посмотрю, упоминать ли его в завещании.