Общаясь с сыном рабби Нехемии, Леви делал все возможное и невозможное, чтобы Мендель не только полностью доверился ему, но смог выполнить любую просьбу Леви, какой бы абсурдной она не казалась. Лишь в этом случае он сумел бы убедить юношу самому прийти к патеру Несвецкому, веря, что ему ничего не угрожает.
Они часто встречались в укромных местах, вне еврейского квартала — на Поганке, или в христианской части города, на площади Рынок, на Зеленой улице. Мендель узнал от Леви много нового о секретах своего прадеда, услышал тщательно скрываемую от его ушей историю поездки Нехемии Коэна в Стамбул.
Неужели мой отец столь сильно ненавидел Шабтая Цви, что не побоялся одеться турком и побежать к султану?! — изумился Мендель.
Все было так, как я видел собственными глазами — печально ответил ему Леви.
Я нисколько не желаю клеветать на твоего отца, но и вычеркнуть это из памяти не могу. Пойми: Нехемия решился на эту жертву, считая, что поступает правильно. Явление Шабтая Цви внесло смуту в еврейский мир, поэтому его надо поскорее убрать, неважно как, убить, обесславить, или добиться заточения в темницу навечно. Ради чего твой отец притворился вероотступником.
Леви упомянул об этом с умыслом. Ему нужно было проследить за реакцией Менделя. Саббатианство, как и поведение рабби Нехемии Коэна, тоже основывалось на жертвенности. Каждый, кто верил в избранничество Шабтая Цви, понимал, что он, став мусульманином, поступился самым дорогим — своим еврейством. Это было намеренное отречение, оправданное и предугаданное строками пророчеств. Поэтому для последователей Измирского каббалиста перемена веры — подлинная или мнимая — являлась вовсе не святотатством. Не хилул Ха-Шем, не хула на Г-спода, а прославление — так поясняли саббатианцы решение Шабтая Цви. Если человек отрекается, значит, он в это верил и продолжает, в глубинах души, верить. А тем, кто ни во что не верит, им и отрекаться не от чего…
Эта мысль породила саббатианское движение. Немало людей, желая приобщиться к замыслам Шабтая Цви — а среди них оказались, кроме евреев, еще и христиане, стали публично принимать другие религии, считая это особым подвигом. Для некоторых наиболее одиозных саббатианцев мусульманство казалось слишком простым. Эка невидаль, еврей-мусульманин, смеялись они, покажите мне, в чем он себя осквернил? Свинину не ел? Не ел. К язычеству не склонялся? Не склонялся. Тоже мне, вероотступник! Если по Рамбаму, он вовсе веры не менял. Поищите лучше что-нибудь поужаснее, чтобы ангелы на небесах содрогнулись, видя, как сыны Израиля заповеди нарушают!