Тогда отчаявшийся человек попытался разбить большую магазинную витрину. Сперва – рукой. Затем – плечом. Ногой. Совершенно отчаявшись, он схватил один из стульев, которые стояли вокруг столов закусочной, что была рядом с магазином. Он ударил стулом по витрине несколько раз. Стул развалился, но стекло не разбилось. На стекле не осталось даже царапины.
Медиума трясло, по лицу его скатывались крупные капли пота. Он осознал, что бежать ему больше некуда. Он окружен. Взят в кольцо.
Хенеси осознал, что ему конец.
Толстячек начал судорожно искать глазами телефонную будку. Свет уличных фонарей продолжал мерцать и меркнуть. Несколько ламп взорвались с глухим хлопком. На обледеневшие тротуары посыпались осколки стекла.
– Я не унесу эту тайну в могилу! – прокричал Хенеси в исступлении. И побежал к телефонной будке на другой стороне улицы. До нее было около пятидесяти метров.
Когда он добрался до телефона, свет вокруг уже совершенно померк. Горел один единственный уличный фонарь. Тот, что был недалеко. Но и он начал мерцать. Сперва, едва заметно. Но затем мерцание усилилось. Лампа начала гудеть. Все громче и громче, вот-вот собираясь взорваться.
Задыхающийся от усталости медиум начал по памяти набирать номер главы клуба. Руки его тряслись, они не слушались, словно назло. Кончики пальцев уже отмерзли, превратившись в немые бесчувственные ледышки. Трижды Хенеси набирал не ту цифру, из-за этого приходилось сбрасывать набор.
Время поджимало.
И вот, наконец, номер был набран. Мгновения тянулись мучительно долго. Казалось, время остановилось. Последний уличный фонарь уже мерк, кольцо тьмы сжималось. Хенеси прижал телефонную трубку к уху правой рукой. Левая рука была прижата к левой части груди. К тому самому месту, где на внутренней стороне пальто находился карман, в котором сейчас хранился бесценный предмет.
Сердце время от времени противно замирало. Не от бега (Хенеси точно знал это), а от «бесценности», которая находилась слишком близко к его сердцу.
Дверь в будку была открыта. Хенеси пытался закрыть ее, но не смог – ее заклинило.
Уличный фонарь мигнул сильнее прежнего. Улицу озарила вспышка неестественно желтого света. Затем раздался хлопок, фонарь взорвался, и наступил мрак. Послышался жалобный звон осыпающегося на тратуар стекла.
Кромешный мрак. Улицы освещались лишь звездами.
Глаза медиума были зажмурены. Он едва слышно бормотал что-то бессвязное.
Казалось, что противные дрожащие гудки из телефонной будки заполняют все пространство вокруг. Прежде, чем глава клуба снял трубку, уже прозвучало тринадцать гудков. Мерзких, замогильных гудков.