Думая о том, как он им наработает, Толстый заснул.
* * *
Утро началось с грохота. Гномы в кожаных штанах открывали решётки и бросали на пол жёлтые миски.
– Эй, где ваше с добрым утром? – крикнул им Толстый. – А это что за гадость? – он поднял миску и понюхал.
– Баланда.
Прохор потянулся и зевнул.
– И что это?
– Еда такая.
– А что это в ней плавает? Это точно ещё никто не ел? Или они одну миску по всем камерам разносят: пожуй и передай другому?
Толстый поболтал в миске пальцем.
– А всё в ней плавает. Они мешки с едой, какие поближе лежат, схватят, и в котёл бросают. У меня приятель на кухне работает, рассказывал.
– А вот это, вот это что?
Толстый вытащил из миски несколько длинных серых ниток грубой скрутки.
– Я же тебе говорю: хватают мешки – и в котёл, – терпеливо объяснял Прохор.
– То есть как, – Толстый уставился на него, – что, прямо в мешках? Не открывая?
– Прямо в мешках, чтобы ни крошки еды не пропало. Потом уже в котле копьём мешок пырнут, он распорется.
– Так. Я только что понял: завтракать вредно для фигуры.
Толстый ногой отодвинул от себя миску.
– Это зря.
Прохор пальцами вытаскивал из миски блеклые волокнистые кусочки, запивая жижей через край. Ложек здесь почему-то не давали.
– Другого не будет. Или это ешь, или у тебя от фигуры один скелет останется.
– Э-э-э… Ну ладно, убедил.
Толстый подтянул миску, понюхал, брезгливо сморщился, и съел всё за две минуты.
– Прохор!
Толстый облизывал миску.
– А чего это она жёлтая? Что за металл? Тяжёлая, как из золота.
Прохор усмехнулся.
– Не понял ещё? Это золото и есть.
– Ты что? Оно же дорогое! Миски из глины делают. Ну, или из железа. Нержавеющего.
– Ха! Здесь всё наоборот. Здесь железо дорогое. А золота – навалом. Из железа они инструменты делают. Чтобы золото добывать.
– Точно! Они же у нас из деревни все инструменты забрали до последней кривой отвёртки! Прохор, а кто они вообще такие, эти чучела в кожаных штанах? С виду как гномы.
– Гномы и есть. И говорят по-нашему. Только с трудом.
– Да, я заметил, не болтливые ребята.
– Никто не знает, откуда они. Налетают из-под земли, уводят под землю. Одеты одинаково.
– А я одного в фартуке видел.
– О, это значит начальник. А если увидишь кого в такой курточке, серенькой, с большим вырезом, тремя пуговицами, и здесь кармашком, – Прохор описывал пиджак, – это, значит, самый главный начальник, не поклонишься ему, дубинкой огреют.
Решётка снова загрохотала. В проходе перед камерой стоял гном, кожаные штаны которого еле держались под толстым брюхом.
– Оба! Выходить! Работать.
– Работать? Ну-ну. Идём, Прохор, они увидят, как я могу работать. Они про это внукам сказки будут рассказывать. А те писаться от страха.