Прохор почесал бок, занывший при воспоминании о копье.
– Да всё равно как-то боязно. И так все в синяках ходим.
– Вот именно, а я о чём говорю. Тебя мало здесь в ребра тыкали? Разом больше, разом меньше. А если другие не будут уговариваться, расскажи им про волшебную поварёшку. Ну, что, мол, это тот самый гном, у которого в родне великаны, тебя научил так делать.
– Эх, если б того гнома встретить! – вздохнул Прохор.
Как ни странно, Толстому хватило ума не пытаться убедить Прохора, что это он и есть.
– Если что-то хочешь ему сказать, скажи мне, я передам. Он к нам на кухню иногда заглядывает.
– Да ну!
В глазах Прохора светились восхищение и зависть. Толстый таял от гордости за себя.
* * *
С Прохором он говорил вчера, а сейчас Толстый сидел, заложив руки за голову, и, за неимением травинки, жевал оторванную от бочки щепку. Вдали слышался гам. Охранники с кухни по одному отходили посмотреть, в чём дело, и назад не возвращались. Наконец остались только трое мучеников свёклы.
– Можно? – робко обратились они к Толстому.
– Идите, идите, – милостиво разрешил он, догадываясь, куда все ушли. – Однако и нам пора. Бросай бурдоварение, – Толстый встал и замахал руками, – айда смотреть, что там получилось.
Гномы с кухни прошли по пустым коридорам, им не встретилось ни одного работника, ни одного охранника, всё население подземной шахты – и вольное и подневольное – собралось на участке добычи руды.
– Ну-ка пропустите, – Толстый протолкался в первый ряд, – это вообще я придумал.
Посмотреть там было на что. Гномы с кирками выстроились в две ровные шеренги. Они вскидывали инструменты на плечо, проходили пять шагов вперёд, высоко задирая ноги. Брали кирки за рукоятки обеими руками и кружились, размахивая ими, вокруг своей оси. Снова на плечо, разворачивались, и маршировали к стене. При этом хором мрачно напевая что-то вроде «бум-ца-ца, бум-ца-ца». Затем движения повторялись. Всё это, в исполнении шестидесяти оборванных бородатых гномов, производило непередаваемое впечатление. Это был первый в истории гномьего народа шахтёрский балет. Охранники даже не пытались прекратить это безобразие. Толпа молчала. В открытых от изумления ртах птицы могли вить гнезда и выводить птенцов.
– Ух ты! – тихонько восхитился Толстый. – Какой я молодец! – похвалил он себя в очередной раз. – Ну и они, конечно, тоже. Ура! – заорал он и захлопал в ладоши.
Пещера взорвалась аплодисментами. Гномы с кирками раскланивались. Цветов в пещере не было, вместо них к ногам танцоров кидали мелкие камешки и гнилые морковки.
Вдруг по гномьей массе прошла трещина. Она расширялась, зрители расступались, оставляя пустой проход. По нему шли здоровенные гномы, на голову выше обычных охранников, в черных кожаных фартуках, выстроившись квадратом, по четыре гнома на сторону. В центре пустота. Трещина в толпе дошла до Толстого. Фартучники остановились перед ним. Двое передних гномов расступились. Они охраняли не пустоту. В центре их построения обнаружился гном, пузатый, с седой бородой, ростом с Толстого. На нём – все ахнули – на нём был серый пиджак! Самый главный гном в пещере! По толпе зрителей полетели шепотки. Толстый мучительно вспоминал, ему же говорил Прохор, что этого типа надо как-то особенно приветствовать.