Приказав ехидному голосу заткнуться, Ярла протеснилась к дверям и вышла из храма на волю. Но голос униматься не желал.
«Правильно трусишь. Небось, и не вышла бы отсюда: эти вот самые, кого хочешь облагодетельствовать, по слову Воллета тебя за руки да за ноги в тюрьму бы поволокли. На одного злостного еретика в лореттском застенке больше бы стало».
Ну, может, и так. Может, и поволокли бы. Пусть делают что хотят, пусть верят, во что хотят, пусть для вящего «наказания за грехи» ещё ларвов наплодят на свою голову…
Нет, хватит. Это похоже на отчаяние, а уж кому как не видуну знать, что отчаянию поддаваться опасно. Только ведь сейчас там, в храме, видела Ярла эту худую девушку, которая сама уже стала похожа на тень… Надо просто вспомнить о своей работе и делать её, вот и всё. И не углубляться в бесплодные рассуждения.
Отойдя от храма всего на несколько шагов, Ярла чуть не столкнулась с Лорком. Точнее, это Лорк чуть не столкнулся с ней, потому что спешил, не разбирая дороги. Вид у него был слегка безумный. Только в самое последнее мгновение остановился двухбережник, как вкопанный, пробормотал извинение и хотел Ярлу обойти, но, подняв на неё глаза, узнал.
– Извините, а… это вы. Здравствуйте.
– Здравствуйте. Что это вы проповедь отца Воллета пропустили?
– Я… а… – от растерянности Лорк как будто не слишком хорошо соображал. Повторил зачем-то: – Это вы… – и вдруг воскликнул: – Слушайте! Мне надо кое-что у вас спросить.
– Опять? – полуудивлённо, полунасмешливо вскинула брови Ярла. – По-моему, вас там заждались, – она указала себе за спину, на двери храма.
– Нет, – Лорк с неожиданным упрямством помотал головой. – Всё равно я опоздал, и… Как хорошо, что встретил вас! Мне очень важно сейчас… да, очень важно… Пойдёмте.
К изумлению Ярлы, он ухватил её за локоть и куда-то за собой потащил. Если бы она не захотела следовать за ним, ему, конечно, не удалось бы её вести. Но Ярле стало любопытно. Что так вывело из равновесия молодого двухбережника? Он вёл себя настолько странно, что, окажись на его месте кто-нибудь другой, Ярла подумала бы, что он собирается сделать совершенную глупость – например, поцеловать её. Впрочем, почему обязательно кто-то другой? Почему бы и человеку в рясе такое в голову не пришло? Человек – он всегда человек. В этом, может, проклятие его, а может, благословение. Или, если этих крайностей, этих слов, двухбережниками придуманных, избегать – не проклятие, не благословение, а просто человечность…
Но если бы Лорк действительно что-нибудь такое попробовал выкинуть, это было бы смешно, честное слово. Ярла от смеха не удержалась бы.