В общем, остался Шуйский-предок один супротив нехилой компании. Вернее, не совсем один — государя списывать со счетов тоже не следовало, как и его желание пожить подольше. Так и схлестнулись, перемежая стихийные атаки увещеваниями и гневными речами с требованием одуматься и покаяться. Князья начали подозрительно быстро кончаться — не вышло убить предка сразу (тот ведь царевича сторожил и был при зачарованном доспехе), да еще государь осерчал… Да и не готовились князья к такому повороту, не подозревали о готовящемся обвинении, так бы и людей своих подвели поближе, и дрался бы за них кто по моложе, да посильнее. Даже, вроде как, правда начала гнуть кривду, одновременно сокращая число стен дворцового терема, да основательно землю распахивая, каменные плиты подворья вскрывая…
Да тут весть пришла трагичная, отчаянным воплем из безопасного расстояния — наследника, болезного, убили. И замерли все. Да еще усмотрев общее замешательство, меж противоборствующими Патриарх вклинился.
С одной стороны, появилась еще одна причина продолжить драку. А с другой — толку от таких шахмат, где король обезглавлен на втором ходе, хоть и стоят все остальные фигуры.
Шуйскому-старшему стало попросту не за что воевать, его ставка на чудесное излечение наследника и последующую благодарность — оказалась бита. Разве что кипела внутри ненависть, готовая воплотиться в убийственном заклинании. К наследнику он основательно привязался, так что гибель его переживал так же сильно, как и смерть сыновей, которые должны были его охранять. Но за спиной еще были семьи родичей, жены, дети малые, так что гнев следовало упрятать далеко-далеко. Потому предок терпеливо ожидал от государя жеста или слова.
Государю же не резон было сокращать боярство — так либо сам помрешь, завязнув в родовых войнах, либо чуть позже с чужбины придут хищники, ослаблению соседа порадовавшись.
Мятежники опять же сориентировались мигом, ткнув в трупы на полу и обвинив во всем. Да и вообще они на государя не смели нападать, а бодались исключительно с Шуйским, так неудачно (или коварно?!) возле царя сражающимся. Мол, оскорбил он их своим обвинением, оттого возжелали его крови.
Тут и живой второй наследник влез, себя демонстрируя, да одновременно по любимому брату скорбя и к миру в недобрый час призывая.
В общем, кровь завершилась чуть ли не целованием в десны, пополам с уверениями в дружбе, которые тут же подтвердили жестокими и строгими клятвами, на коих тут же целовали крест — очень жить князьям хотелось — государь же ни слову не поверил. Да и, быть честным, достигли князья своего — посадили на трон здорового и сильного наследника. Многие всем сердцем полагали — великое благо устроили…