На глазах у обмершего Гензеля геноведьма грациозной походкой подошла к Расщепителю и приподняла подол платья. Она села на мягкий лепесток и в одно мгновение перекинула через край ноги. Лодыжки, отметил машинально Гензель, у нее были превосходными, точеными, цвета слоновой кости. В Шлараффенланде никогда не видели столь прекрасных ног. Интересно, сколько омерзительных деяний пришлось ей совершить, чтоб получить подобные ноги? И скольких детей превратить в питательную смесь для своего дома?..
Кокон оказался ей впору, там было достаточно места, чтобы геноведьма могла вместиться целиком. Она спокойно сидела на возвышении в центре открытого кокона и в окружении алых влажных складок выглядела королевой фей, восседающей на троне из лепестков розы.
Геноведьма сморщила нос: видимо, запах внутри Расщепителя был не очень хорош и совсем не походил на цветочный.
— Ну же, Гретель! — позвала она. — Я внутри. Напомни, что ты хотела делать дальше. Закрыть Расщепитель и приказать ему перемолоть мерзкую ведьму? Ну же, я сделала все так, как ты хотела. Нажимай.
Гретель молчала. Лицо ее было по-прежнему бледно, но Гензелю показалось, что он увидел на щеках легкие пятна румянца. Эх, сестрица!.. Неужели ты и в самом деле задумала обмануть ведьму? Неужели ты так просчиталась?
Геноведьма с улыбкой ждала ее ответа. Властная и спокойная, она восседала на своем живом троне, ничуть не беспокоясь о прячущихся в его складках иглах и крюках. Сейчас все они были спрятаны, как когти у домашнего кота, что лежит на хозяйских коленях. Она знала, что в этом доме, созданном из плоти и крови, ничто не в силах причинить ей вред.
— Нажимай! — властно приказала геноведьма.
Рука Гретель дернулась по направлению к кнопкам-папилломам, но не коснулась их, лишь скользнула по боку Расщепителя раненым белым голубем.
— Давай! Чего ты медлишь, человеческое отродье? Нажимай!
Ярость исказила черты геноведьмы. Прекрасное женское лицо превратилось в жуткую маску. Сработанная из прекрасного фарфора, эта маска вдруг выцвела и рассохлась в одно мгновение. Алые губы, казавшиеся прежде такими манящими и мягкими, стали кровавым оскалом. В глазах геноведьмы полыхало ледяное пламя.
— Что же ты не нажимаешь? — Голос геноведьмы стал обманчиво-сладким, как ядовитый мед Железного леса. — Неужели ты оказалась достаточно сообразительна, чтобы понять очевидное? Расщепитель не заработает, повинуясь тебе, он знает лишь мою руку. Ты не была хозяйкой в этом доме, всего лишь гостьей. А скоро станешь питательной смесью, как твой уродливый брат!