Руки? Руки, разумеется, связаны. А потом над ним склонилось чье-то размытое лицо. Дитрих попробовал подняться, но получил сильный удар в грудь, отбросивший его на жесткую подстилку.
— Лежать, фашистский выродок! — услышал он окрик на незнакомом языке. И язык был не финский. Его надзиратели заговорили между собой, потом засмеялись. Продолжили разговор. То, что Дитрих услышал, позволило ему опознать язык. Русский. Конец. Провал. А предметы? Ящик? Да, да, все в руках русских. Но они могли его не найти, могли ограничиться осмотром ржавого железа, пожать плечами и отойти, довольные тем, что им в руки попал немецкий офицер. А откуда им знать, что их пленник — немецкий офицер? Не могут они и этого знать. Сколько же прошло времени? И о чем интересно, они сейчас говорят? Какая боль в голове!..
Не помешало бы Дитриху Заммеру узнать и то, чем занимались и о чем говорили русские в течение двух часов, прошедших для Дитриха в беспамятстве. Он бы очень удивился и выяснил бы для себя много нового и интересного.
Разбирать и осматривать груз на санях начали, светя себе немецкими фонарями, сразу же и там же. В сугробы вокруг саней летели обломки самолета: исковерканные, перекрученные, изъеденные ржой от долгого лежания под открытым небом, негодные ни на что кроме сдачи в утиль. Не участвовали в досмотре груза Жох и Попов — они копали листами самолетного железа для старшины зимнюю могилу. Они старались вырыть поглубже. Мерзлую землю не проковырять, но хотя бы докопаться до этой земли.
— Товарищ капитан, — позвал Лева, — посмотрите! Ящик.
Под словно изжеванными останками двигателя сержант обнаружил металлический ящичек, закрытый на небольшой замок.
— Пока его в сторону, ничего не делаем, смотрим дальше, — распорядился командир.
Дальше ничего любопытного не встретилось. Тогда, оставив железо в снегу, они погрузили на очищенные сани ящик и связанного, бесчувственного пленника. Толкать почти лишенные тяжести сани было не тяжело. Освещая себе путь фонарями, они держались немецких лыжных и санных следов, не до конца заметенных пронесшимся снегопадом.
Дошли быстро. Палатку немцы разбили вблизи большой прибрежной поляны, на соседней опушке. В палатке и около нее никого не обнаружили, как и предполагали. А, как убедились позже, никого и не могло быть. Девять спальных мешков, девять зубных щеток, девять рюкзаков сошлось с восемью убитыми немцами и одним взятым живьем.
Над замком принялся колдовать, конечно, Жох.
— Откроешь? — спросил его Шепелев.
— Об чем речь! По крайности дужки с корнем вырву. Но хочется сработать чисто. Хотя, признаюсь, и не напарывался на такую конструкцию, — ответил вор, разогревая промерзший, обледеневший замок пламенем зажигалки. На палаточный пол стекала веселыми весенними каплями влага.