— Стой! — вскрикнул Хромов. В последние минуты он слушал, встав на колени и упершись кулаком о стенку палатки. Его взгляд перескакивал с командира на бумаги и подолгу застревал на том и на другом. Во рту его пересохло, говорить стало трудно. — Ты… хочешь сказать, что Тухачевского оклеветало СС, а мы поверили? Что нам всучили на него дезинформацию?
— Не знаю, Хромов, не знаю! — капитан уже не скрывал своего состояния, не пытался держаться невозмутимо. — У меня тоже все в башке набекрень! Но этот самолет — провокация! Как еще ты можешь объяснить всю эсэсовскую возню в районе боев?! Проруби, обломки, письмо. Или самолет — провокация, задуманная как продолжение той провокации, как часть той провокации. Часть, которая, дескать, отыскалась только благодаря войне. Благодаря тому, что мы заняли наконец эти территории. Или материалы по Тухачевскому подлинные. А немцы подкидывают нам приписочку к ним. Дескать, не все заговорщики тогда были выловлены. Было еще и второе звено, помельче, потому, дескать, и ушло сквозь ячейки от возмездия. В тридцать седьмом немцы получили от нас подарок. Получили, что мы своими руками убрали своих полководцев, тех, кого немцы боялись больше других. Но за два года взошла новая поросль, не менее талантливая, они ее должны бояться не меньше. А фашисты готовятся к войне…
Хромов вскочил, ударился головой о мягкий палаточный свод, пригнулся, снова сел.
— А если ты ошибаешься, капитан? Если вот, — Хромов вытянул указательный палец, — вот то, что на коленях у тебя, настоящее. Если СС не нашло способа передать по-другому. Ведь просто вручи — мы не поверим, сразу будет понятно, что дезу суют, хотят оклеветать наших командиров. И пришлось правду вручать по-кривому…
— Вот! — наверное, револьверный выстрел в палатке прозвучал бы для бойцов отряда тише командирского «вот». — Вот так и будет! Я этого ждал! Вот так и решат! А вдруг правда? А проверим-ка! А потом — а на всякий случай посадим или для верности расстреляем!
— Что?!! — загрохотал Хромов, опять вскакивая, но на этот раз заранее пригнувшись.
— Сесть! Сесть, твою мать!
Хромов подчинился, почти рухнул обратно, потому что никогда не слышал, чтобы Шепелев так дико орал.
— Мне плевать, правда это или неправда. Собирался Тухачевский, Якир и на третьих ролях Жуков устраивать переворот или не собирались. Хоть сто переворотов. Быльем уже поросли эти перевороты. Но не дам делать того, чего хочет от нас немец! Чего он ждет, пускаю слюну. Своими руками гробить комсостав! Хватит работать на немца. Я здесь командир и я не дам!