– Роджер, я достаточно долго слушал тебя. Если у тебя нет других дел, кроме как говорить о моей дочери, то у меня они имеются. Когда ты вернешься, у тебя будет довольно времени, чтобы выяснить, одобрит ли твой отец подобный союз.
– Он сам призывал меня к этому несколько дней тому, но тогда я пребывал в отчаянии и думал, что уже слишком поздно.
– А на какие средства ты собираешься содержать жену? Признаться, мне всегда казалось, что ты слишком уж легкомысленно отнесся к этому вопросу, заключив свою поспешную помолвку с Синтией. Я не меркантилен… Молли располагает некоторыми деньгами независимо от меня, о чем она, кстати, ничего не знает, – их немного, но они есть. Да и я выделю ей кое-что. Но все эти вещи должны подождать до твоего возвращения.
– Значит, вы одобряете мою привязанность?
– Я не знаю, что ты имеешь в виду под словом «одобряю». Здесь я ничем не могу тебе помочь. Пожалуй, потеря дочери – неизбежное зло. Тем не менее, – продолжал он, заметив выражение неприкрытого разочарования на лице Роджера, – могу сказать, что предпочту вручить своего ребенка – моего единственного ребенка, заметь! – тебе, чем кому-либо еще!
– Благодарю вас! – вскричал Роджер, крепко пожимая руку мистеру Гибсону едва ли не против воли последнего. – Но я могу увидеть ее хотя бы еще один-единственный раз перед тем, как уеду?
– Разумеется, нет. Это я говорю тебе как доктор и отец. Нет!
– Но весточку вы от меня передадите?
– Моей супруге и ей совместно. Я не намерен разделять их. И посредником становиться не желаю.
– Очень хорошо, – согласился Роджер. – Передайте им, что я очень сожалею о вашем запрете. Я понимаю, что должен покориться. Но если я не вернусь, то буду приходить к вам в ночных кошмарах из-за того, что вы были так жестоки ко мне.
– А вот это мне уже нравится. До сих пор я не имел счастья лицезреть влюбленного ученого мужа. В глупости с ним не сравнится никто, это точно. Прощай.
– Прощайте. Вы увидите Молли сегодня вечером?
– Наверняка. А ты увидишь своего отца. Но на твоем месте я бы не вздыхал столь многозначительно.
Тем же вечером за ужином мистер Гибсон передал жене и дочери послание Роджера. Молли, в общем-то, ничего иного и не ожидала после всего, что рассказал отец о болезни и большой опасности заразиться, но теперь, когда ее худшие опасения сбылись, она напрочь лишилась аппетита. Девушка молча смирилась с неизбежным, и ее наблюдательный отец заметил, что после его слов она лишь поковырялась в тарелке, прикрыв бо́льшую часть ее содержимого ножом и вилкой.
«Возлюбленный против отца! – с горечью подумал он. – И возлюбленный побеждает». Вслед за дочерью и он тоже утратил интерес к ужину. Миссис же Гибсон продолжала болтать как ни в чем не бывало, хотя ее никто не слушал.