Но Молли решительно воспротивилась новому платью для себя, заявив, что если уж Синтия и Уолтер будут часто наезжать к ним, то пусть они видят их такими, какие они есть, со всеми их достоинствами и недостатками. Когда мистер Гибсон вышел из комнаты, миссис Гибсон мягко упрекнула Молли за ее упрямство.
– Ты должна была дать мне возможность уговорить папочку купить тебе новое платье, Молли. Ты ведь знаешь, в какой восторг привел меня тот узорчатый атлас, который мы давеча видели у Брауна. А теперь, разумеется, я не могу показаться эгоисткой, купив себе новое платье, а тебя оставив ни с чем. Ты должна научиться понимать желания других людей. Хотя в целом ты славная и милая девушка, и мне хочется лишь… Словом, я знаю, чего мне хочется, вот только дорогой папочка не желает рассуждать на эту тему. А теперь укрой меня хорошенько и дай мне поспать. Пусть мне приснится моя дорогая Синтия и моя новая шаль!
Послесловие (от редактора журнала «Корнхилл мэгэзин»)
На этом роман обрывается, так и оставшись незаконченным. То, что должно было стать вершиной всей жизни, превратилось в посмертный памятник. Еще несколько дней, и перед нами высилась бы триумфальная арка, увенчанная лавровыми венками и праздничными цветами: теперь же она превратилась в колонну совсем другого сорта – одну из тех, что печально стоят полуразрушенными на церковном дворе.
Но если работа остается незаконченной, то добавить к ней можно немногое, и это немногое представляется нам совершенно определенным. Мы знаем, что Роджер Хэмли женится на Молли, и это волнует нас больше всего. Собственно говоря, больше добавить действительно нечего. Останься автор в живых, она бы тотчас отправила своего героя в Африку; те же места Африки, что представляют интерес для ученых мужей, находятся очень далеко от поместья Хэмли, так что выбирать между «далеко» во времени и пространстве не приходится. Сколько в сутках часов, если вы оказались один-одинешенек в Богом забытом месте, за тысячу миль от счастья, которое могло бы быть вашим, будь вы рядом, чтобы взять его? Сколько же их, если от истоков Топинамбо ваше сердце летит на крыльях любви, словно почтовый голубь, дабы припасть к единственному источнику вашего будущего счастья, и столько же раз возвращается обратно с нераспечатанным посланием? Много больше, нежели указано в календаре. Это обнаружил и Роджер. Дни складывались в недели, которые отделяли его от той поры, когда Молли вручила ему маленький цветочек, и в месяцы, прошедшие с того момента, когда он разлучился с Синтией, в коей начал сомневаться задолго до того, как понял наверняка, что она недостойна его надежд. И если таковыми были его дни, то как же медленно, должно быть, тянулись для него недели и месяцы в этих дальних и уединенных краях! Для него они были равнозначны годам оседлой домашней жизни, когда на досуге можно было приглядывать за тем, чтобы никто не ухаживал за Молли. Результатом стало то, что задолго до окончания срока его контракта все, чем была для него Синтия, утратило для него всякую ценность, тогда как то, чем была и могла стать для него Молли, целиком заполнило его душу и сердце.