Надежда шевельнулась в груди робкими щекотными крылышками, словно бабочка. Может, и обойдется? Может, и уговорит? Вот и ударов уже вроде как не слышно, значит, ворота вышибать перестали, значит, слушают…
– Жаль только, что ей не разорваться.
Гиацинт, чтоб его!
Надежда пискнула и умерла, упав в пятки вместе с оборвавшимся сердцем. Не разорваться. Ну да. Второй отряд янычар на подходе к восточным воротам, они задержались, потому что шли в обход, но скоро и оттуда станут слышен рев возбужденной толпы и удары камня о бронзу. И там не будет никого, кто мог бы заставить их остановиться, потому что там не будет Кёсем. Кёсем может многое, но раздваиваться она не умеет…
И не надо смотреть налево, где у бортика стоит сундучок с красками. Не надо!
Тут безопасно.
Тут не найдут.
А там, внизу… ну кого там жалеть? Глупую нахалку Дениз? Фатиму, что так и норовит подставить подножку и пнуть в спину? Халиме, из-за дурости которой теперь пострадают все? Те, кто что-то значит, кого стоит жалеть, – вот они, рядом. В безопасности. Их тоже не найдут. Так зачем же самой лезть в пасть чудовища, с которым справиться может разве что только Кёсем?
Бусины круглые, гладкие. Красивые. Но – лишние.
Сброшены.
Это удачно, что надела два халата…
В образ лучше входить заранее. Хадидже расправила плечи и громко хлопнула в ладоши, как когда-то делала Кёсем на самом первом испытании, которое ни одна из них тогда не прошла.
– Девочки, а ну-ка быстро прекратили рыдать и помогли мне накраситься. У нас мало времени!
Песенный мотив в театре теней о Карагёзе и Хадживате: звучит всегда отдельно от диалога и «не берет ответственность» за него
Кёсем снился сон: молоденькая девушка, почти ребенок, одетая совсем не по обычаям гарема, а в легкое, струящееся с плеч платье, державшая в руках венецианскую маску, кружила в танце по покоям валиде Сафие-султан. Девушка напевала под нос, и мелодия странным образом заставляла стены комнаты выгибаться, застывая причудливыми узорами, подобными каплям синей и зеленой краски, державшимся в воздухе исключительно по воле Аллаха. Или шайтана, но почему-то Кёсем чувствовала себя легко и свободно. Она встала напротив странной девушки, и та строго поглядела на нее:
– Ты неосторожна, дитя мое, – произнесла девушка голосом валиде Сафие и стремительно начала стареть, а затем превратилась в чайку, похожую на тех, которые бело-серыми молниями летали над заливом. На груди чайки теплым светом переливался медальон, подаренный маленькому мальчику, считавшемуся сыном Башар. Чайка зависла в воздухе, склонив голову набок, и продолжила: – Ты должна проявлять куда большую осторожность в словах и поступках.