Ибрагим осторожно поместил обломок сабли в мерцающее багряными сполохами пекло.
Это только кажется, что выковать кинжал из обломка сабли – простое дело. Требуется иная заточка, иная закалка, надо оттягивать острие и перетачивать лезвие. У сабельного обуха металл должен быть куда гибче, а угол лезвия не такой острый. Да и та часть стального хвостовика, которая станет основой рукояти, у кинжала легче и короче, чем у сабли, – лишь до ширины ладони.
Малый клинок большому – не сын и не меньший брат, а совсем особый родственник, из дальней ветви…
Металл приобрел цвет магрибского померанца. Кузнец взял в руки молот.
…Солнце садилось, когда он вышел из кузни, кое-как сполоснув руки в корыте для закалки. Положил перекованную заготовку на точильный камень возле водяного колеса на берегу реки. Сел рядом, пододвинул к себе чашку тонкого фарфора и джезву с кофе, заботливо приготовленного и столь же заботливо поднесенного младшей дочерью. Ни она, ни он при этом не говорили ни слова: сейчас еще нельзя было нарушать таинство работы с металлом.
Кузнец смотрел на реку, окрасившуюся закатом в цвета раскаленного железа, иногда переводил взгляд на заготовку. Втягивал ноздрями терпкий аромат. Иногда подносил к губам чашку.
Кинжал будет хорош, как и все, что делал мастер. Уже сейчас видно, каким ему предстоит стать: узкое хищное лезвие листом ириса бросало вперед тонкое острие.
Рукоятки пока нет. Она будет богатой, но изящной, без вычурности и претензий на роскошь. Удобной в ладони. Это главное.
Безмолвная дочь уже стояла с кувшином чистой воды. В городе, наверное, муэдзин вот-вот призовет к молитве. Пора вновь омыть руки и провозгласить благодарение Всевышнему за все милости его, даруемые человеку.
Рано утром, встав с коврика для намаза, так и не убранного с вечера, кузнец поспешил к горнилам. Зайдя в пристройку, где еще сладко спали рабы и подмастерья, он толкнул ногой ближайшего из них, Исмаила, и, не дожидаясь, пока тот вынырнет из глубин сна, сам пошел раздувать вчерашние угли.
Полусонный Исмаил, с полузакрытыми глазами и всклоченной бородой, принес корзину древесного угля и высыпал его прямо на разворошенные искры. Жар еще не успел заново распространиться по всей поверхности, когда работник появился снова. Он нес тот самый жбан, который Ибрагим-уста показывал Черкесли. Нес, держа перед собой на вытянутых руках с яростно-страдальческим выражением лица, недовольно морща нос.
Толкнув ногой закалочное корыто, кузнец опрокинул его. Грязная, темная от окалины вода вылилась прямо на пол кузни. Исмаил тут же осторожно наполнил корыто содержимым чана.