То, чему предстояло стать кинжалом, грелось в огне, вбирая в себя жар и силу дубовых углей. От пламени шел запах свежего хлеба. Кузнец пристально посматривал на горнило, на заготовку, время от времени поворачивал ее длинными щипцами. Его губы беззвучно шевелились, произнося неслышимую молитву.
Слышал ли эту молитву Аллах, только Аллаху и ведомо. Но даже если и нет, то кузнецы так испокон веков отсчитывают время.
«…А если он из приближенных – то покой, аромат и сад благодати… – Демирджи Ибрагим по прозвищу Халиб разгреб щипцами угли и подцепил хвостовик заготовки. – …А если он из владык правой руки – то мир тебе от владык правой руки… – Он несколько раз подвигал напоследок клинок по полыхающему жару. – …А если он из числа считавших ложью, заблудившихся, то – угощение из кипятка… – крепко сжал клещи, перехватив их обеими руками, – и горение в огне».
Горение в огне…
Кузнец выхватил заготовку из горна и поднял ее почти на высоту лица. С разогретого железа падали и гасли искры.
«…Подтверждаю: это, конечно, истина несомненности!.. – Он повернулся всем телом к закалочному корыту. – Хвали же Господа твоего великого!..»
При первых неслышимых звуках завершающей фразы металл с шипением и брызгами коснулся забурлившей жидкости в чане, а при последних рука мастера мертво застыла в воздухе, не дав лезвию окунуться в задымившую паром жидкость ровно на длину сустава мизинца.
Шипение стихло.
«Хвала Аллаху!» – буркнул Исмаил, стоявший в двух шагах от хозяина. И недовольно шмыгнул носом.
«Он велик и милосерд, мудрый, вековечный!» – произнес кузнец, не обращая внимания на запах. И вытащил клинок из корыта.
Сталь быстро высыхала, курясь паром.
Ханум раскладывала лепешки и ставила айран на дастархане, разложенном прямо на траве, блестевшей от раннего солнца.
Буквально – «Недосоленный»: в театре теней о Карагёзе и Хадживате персонаж, постоянно готовый к бою
Холодно-мокро – плохо. Надо громко, тогда будет тепло и сухо. Когда тепло и сухо – хорошо. Еда – хорошо, но не сейчас, сейчас надо тепло и сухо. Раньше, если громко, были добрые. Была мама. Были другие. Не злые, добрые. Больше нет. Добрых больше нет. Совсем нет добрых! Мама была добрая. Мамы больше нет. Совсем нет мамы.
Злая женщина дает еду. Не понимает, что надо тепло и сухо, что надо хорошо. Злая женщина злая! Надо громко! громко! громко!!!
Нельзя громко. Злая женщина, когда громко, закрыла дышать, и стало тихо. Если долго, станет тихо совсем. Совсем-совсем! Надо дышать всегда, всегда! Важнее, чем тепло-сухо, важнее, чем еда! Не дышать нельзя! Не дышать совсем плохо. Совсем-совсем.