Доброе и злое странным образом уравновешиваются в этом мире. Казалось бы, что такого – жаждать овладеть какой-нибудь вещью? Особенно если ты – потомок всевластного рода Османов и весь мир – прах у твоих царственных стоп. Подумаешь, какая-то пылинка не хочет покорно укладываться под ноги, липнет к одежде… Отряхнуть ее, раздавить, да и дело с концом! Но иногда среди мириад пылинок попадаются особенные. И не скажешь даже, кто их посылает человеку, Аллах ли, шайтан ли, да и неважно это. Важно, что вместе с пылинкой сильному мира сего посылается испытание. Выдержишь его – получишь благословение на все дальнейшие дела, не выдержишь – на твою голову и головы всех твоих родичей и потомков падет проклятье.
Казалось бы, что такого – отказаться от обладания вещью, если видишь, сердцем чувствуешь, что ее прежний владелец не готов пока с ней расставаться? Сотни людей хлопают друзей по плечу, говорят: «Да нет, оставь себе, мне не нужно!» А вот поди ж ты… Но что же тогда выходит: испытание это – экзамен правителя на право оставаться человеком?
И если так, то справедливо ли такое испытание? Ведь от него страдают не только те, кому оно предназначено! Вся Османская империя подчас ужасалась деяниям обезумевшего правителя, причем вовсе не Мустафой звали безумца! Сколько погибло невинных людей, сколько людей, пусть и не самых невинных, поддались соблазну и вступили на путь греха? Их-то почему проклятье зацепило, разве они хоть в чем-то виновны?
А Аджеми? Аджеми-оглан из янычарской школы, почему он погиб, молодой храбрец, один из лучших, звезда из звезд, лев изо львов и кипарис из кипарисов? Кёсем твердо была уверена: уж Аджеми-то не поддался бы проклятому кинжалу, Аджеми отверг бы его тлетворное влияние! Так почему же он умер?
Или… не отверг бы? И спастись от проклятья сумел, лишь умерев? Ведь говорят же иной раз, что смерть была спасением для того или иного удальца. От позора спасала, от бесчестья…
А шахзаде Яхья, которого после того, как он расстался с кинжалом, не видели ни живым, ни мертвым? А тот, кого сейчас называют «султан Яхья», – кем бы он ни был на самом деле! – и из-за кого она сейчас находится здесь?..
А сама Кёсем? Что она за женщина такая: прижила ребенка от любовника еще при живом муже, которого любила да разлюбила; соперниц в гареме давила расчетливо, не слишком-то стесняясь в средствах; сейчас вот в доме у любовника смеет жене его прямо в глаза глядеть… Сумела бы она спастись от пагубного воздействия кинжала? И спаслась ли – а может, уже и пала низко, а падет еще ниже? Нет, не следует собственные грехи объяснять чужим проклятием! Да и не держала она кинжала этого в руках, лишь поглядела на него издали! Или этого могло хватить? Но она, Кёсем-султан, никогда этого кинжала не жаждала, даже когда была юной Махпейкер! Так что ее грехи – они именно ее, ею самой совершенные, по ее желанию и согласно ее воле. К тому же кинжал может воздействовать только на мужчин. По крайней мере такое предположение высказала Джанбал, и Джанбек в этот раз с ней не спорил. Джанбал же рядом с этим кинжалом много времени провела, и в руках держала, и владеть им никогда особенно не стремилась. Правда, рядом был медальон, это тоже могло сыграть свою роль.