А вот со второй девушкой все оказалось куда сложнее. Назвать ее Башар, в память о подруге детства? Но она не победительница, такие, как и сама Кёсем, скорее отступят перед преградой и посмотрят, можно ли ее каким-нибудь образом обойти. Дать собственное детское имя? Но в гареме его помнят слишком многие. Не забыли еще – в гареме вообще много чего не забывают, хотя память об иных вещах и подобна песку, струящемуся сквозь пальцы. Но если назвать девочку Махпейкер, то многие решат: вот она, любимица Кёсем-султан! И жизнь этой девочки тогда не будет стоить и медной монеты.
– …А с тобой пока подождем. Не бойся, многим имя дается не сразу.
Девочка едва заметно вздрогнула. И одновременно с ней тоже едва заметно – от Кёсем это не скрылось, она специально следила, – вздрогнула еще одна девочка, та единственная гедиклис из числа ранее принятых в младший гарем, которой она приказала сегодня прийти сюда. Больше ни одной гедиклис тут не было. Только претендентки.
Да, имя не всегда дается сразу. С другой стороны… Первая жена Пророка – мир ему! – женщина, во все времена уважаемая, и очень многие получали это имя…
– Ты будешь Хадидже, – сухо сообщила Кёсем, посмотрев на новенькую.
Та снова вздрогнула, но, тут же овладев собой, поклонилась. И не позволила себе кусать губы до тех пор, пока Кёсем не отвернулась от нее. Зеркальце – отличная вещь, в него многое можно увидеть: и неуверенную улыбку Мейлишах (кажется, все обошлось, можно расслабиться!), и смятение новонареченных Джайлан с Гюлай, и прищуренные глаза юной Хадидже, которая словно бы решала для себя в этот момент, как ей жить дальше.
А потом Кёсем отпустила их всех величественным, но милостивым мановением руки. Всех, кроме стоящей у дальней стены гедиклис. Ту, наоборот, подозвала.
Девчонка подошла, затрепетав, хотя Кёсем знала, что была она не робкого десятка. Даже чуть слишком.
– Ты тоже будешь Хадидже, – произнесла Кёсем, глядя не на нее, а в сторону, иначе в глазах могли блеснуть слезы. – Не в честь старшей супруги Пророка, а… знаешь, в честь кого?
– Да, госпожа! – прошептала та, гибко склоняясь ниц.
– Бывают близнецы по крови. А вы будете по имени…
– Да, госпожа.
– Будьте… Будьте как сестры… Постарайтесь быть…
И отослала гедиклис – теперь вторую Хадидже! – таким же движением руки. Потому что останься та здесь еще на миг, ей бы все-таки довелось увидеть в глазах всесильной султанши слезы.
* * *
«Жизнь – ужасная штука, дорогая. Жизнь приносит только боль», – говорила Паломе мамочка, когда отца не было дома. А в день его смерти мама надела лучшее платье. Хорошо, что оно было еще и черным.