– Извините, – пробормотала я. – Я, наверное, ошиблась…
И тут увидела в прихожей Андрея. Он подпирал спиной дверной косяк. И смотрел в пространство, будто не узнавая меня.
– Эй! – сказала я ему, и тогда женщина улыбнулась, отошла в сторону и весело посмотрела на Андрюху.
А он так и смотрел вперёд.
– Ты к Андрею? – уточнила женщина, переадресовав кокетливую улыбку мне. – Проходи. У нас, правда, беспорядок. Андрей, вытри пятно от пюре на полу, чтобы гостья не вляпалась. И я, кажется, просила не давать Кьяре еду в комнату.
Она словно не замечала окаменевшего Андрюху и растерянную меня. Вела себя так, будто всё вроде в порядке.
Я заметила, что загорелое у неё только лицо, шея и руки. Голые ноги были бледными. А ещё у неё стал живот торчать под кофточкой, как будто, открывая мне дверь, она втянула его, а увидев, что это всего лишь я, выдохнула.
Это меня немного успокоило – не такая уж она и неземная красавица. Однако мама Андрея вела себя по-прежнему так, словно она кинозвезда. Представилась («Татьяна! Как в Онегине! Вы уже проходили?»), что-то спросила про нашу «дружбу», сказала, что уходит в театр, а до театра ей надо успеть на важную деловую встречу (тут Андрей наконец-то оторвался от созерцания веника в углу за входной дверью и посмотрел на Татьяну, но не на лицо, а как-то искоса, на ноги). Произнося каждое слово, Татьяна поглядывала на себя в зеркало, словно проверяя – правильное ли выражение лица? И ещё она всё время размахивала руками и жестикулировала. Как какая-то иностранка.
Нет, понятно, все родители вообще иногда иностранцы. Некоторые вещи им совсем невозможно объяснить. Вот как иностранцы не понимают «загадочную русскую душу», так и родители – нашу.
Но мне кажется, они хотя бы должны попытаться это сделать. Мои бы меня уже забросали идиотскими вопросами: «Почему мы грустные?» А этой Софи Лорен, похоже, всё до лампочки.
Наконец она замолчала. Подняла волосы, собрала в узел. Потом снова отпустила и вытерла руки о юбку. Я только сейчас заметила, что волосы у неё мокрые.
– Ладно, детки, секретничайте, – разрешила Татьяна и отправилась в ванную.
Оттуда послышался шум фена.
Лицо у Андрюши было такое же отрешённое, как тогда, кода он был «живой скамейкой». Только глаза слезились ещё больше обычного.
– Я принесла…
Я протянула Андрюше зайца. Он скривился, словно ему было больно. Схватил игрушку и кивнул.
Вот тебе и благодарность. Ни «спасибо», ни «пожалуйста». Только, видимо, до свидания.
– Я пошла, – сердито сказала я.
Сама виновата. Никто не просил ни о чём.
– Извини, что натоптала, – сказала я, чтобы хоть как-то заставить его говорить.