– Не хочу «Шона», – губы у неё выгнулись полумесяцем и задрожали, – вон там волк! Он съест барашка!
Она указала пальчиком на окно.
– Это не волк, это ветер, солнышко. – Я поймала и поцеловала её пальчик, но она всё равно хмурилась.
А холодный мартовский ветер и правда распоясался там, за окном. Гудел так, словно пытался снести балкон.
– Давай ещё чуть-чуть посмотрим, а потом я покатаю тебя на одеяле, – предлагаю я.
– Мама не разрешает. Мама будет сердиться. Пол грязный.
– Ну на пледе. Давай?
– А плед чистый?
– Ага.
Она тут же светлеет. Везёт же, умеет так быстро переключаться. Вот она уже смеётся над тем, как Шон платит за пиццу живой лягушкой и как продавец целует на радостях эту лягушку, а та с ужасом на него косится.
А я всё думаю, надо было уточнить, что хотя, плед чистый, пол-то всё равно грязный? Получается, мы всё равно вроде как обманываем их маму? Она же сердится на то, что что-то катают по грязному полу…
«Ну и пусть сердится, – думаю я в конце концов. – Как могу сидеть с Кьяркой, так и сижу».
Это ощущение, что я делаю что-то втихаря от Татьяны, то, что, возможно, не понравилось бы ей, если бы она узнала, – странное.
Это вроде и неловкость.
Но и радость, что ли. Не потому, что это не нравится Татьяне, а потому, что это нравится Кьяре.
Поэтому я с почти чистой совестью врубаю Roxette на полную громкость, расстилаю на полу плед и катаю Кьяру.
If you had one wish
what would it be?
If you had one wish
Мне кажется, Татьяне бы и громкость не понравилась, и текст. Но меня это только подгоняет, как будто ветер дует в спину, а я на санках несусь с горы, подпрыгивая на кочках. Как тогда – с Андрюшей.
Так меня пробрала и музыка, и все эти нарушения, и то, что Кьяра ржала как мешочек со смехом, пока я катала её на пледе по полу, что я сама начала приплясывать.
И поглядывала в тёмное окно. Руку вверх, потом рисуешь в воздухе круг. Я даже подумала, что, перенеси меня вот прямо сейчас на школькую дискотеку, я бы неплохо смотрелась в круге танцующих. Не то чтобы кто-то упал бы в обморок, но меня хоть не отличали бы от остальных, что тоже неплохо. Может, я и не казалась бы себе такой страшной?
– Лиза! У тебя красивое платье! – закричала Кьяра, переворачиваясь со спины на четвереньки и хватаясь за плед.
– Да? – спросила я, оглядывая старую застиранную серую футболку с дыркой на груди и со со следами яблочного пюре, которым она меня закидала. – Спасибо, милый, ты у меня тоже красавица!
Она правда была жутко хорошенькой, с блестящими глазами и прилипшими ко лбу волнистыми волосами, в розовых лосинах и белой футболке с Микки Маусом. А что касается меня… Она смотрела на меня с таким обожанием, что мне захотелось ей поверить.