Похоже, Итторк ощутил, что во взгляде Оппанта нет ненависти, а есть странная смесь, в которой разобраться непросто, и где не последнее место занимает сожаление по нему, блестящему и мудрому Итторку...
- Заседание окончено, - бросил Итторк. - Отныне будем собираться лишь в тех случаях, когда я позову. Уверяю, таких случаев будет немного! Я еще не встречал проблем, с которыми бы не справился без многодневных пустых словопрений!
Панцирники разом сдвинулись с мест. На Старших пахнула волна запахов угрозы. Напор был так страшен, что престарелые термы подпрыгивали, пятились, затем опрометью начали выбегать из зала Совета. Панцырники двинулись следом, только двое остались за спиной Итторка, на Оппанта смотрели зло и недоерчиво.
Итторк повернулся к Оппанту:
- А теперь разберемся с тобой, самый загадочный из термов. Ты, так я слышал, не смирился с тем, что ты урод, калека..
- Я им себя не чувствую, - ответил Оппант нехотя. - А что говорят... Конечно, гадко. Но я мало общаюсь с говорунами. Когда я ломаю стену в другой мир, стена не говорит, что я урод.
Широкие фасеточные глаза Итторка потемнели, а их нижние части матово заблестели. Сяжки задвигались:
- Ты не только ломаешь стену.
- А что еще?
- Как я слышал, - проговорил Итторк медленно, - ты уже ломаешь и Купол!
В его словах было столько угрозы, что все сердца Оппанта дернулись и остановились. Холод пробежал по всем членам. Он с трудом заставил себя развести мускулы, прогнать сквозь трахеи теплый воздух, и лишь когда сердца робко запульсировали снова, сказал с натужной небрежностью:
- О, пока что это лишь игра ума!..
- Так ли?
- Уверяю, - сказал Оппант горячо. - Мы мало знаем даже о подземном мире, в котором живем... и через который теперь двигаемся со скоростью двадцать сяжек за сезон, а уж о надземном... Я рассчитал, что если даже с вершины Купола можно обозреть далеко вокруг, то что будет, если подняться еще выше?
- Крылатые поднимаются очень высоко, - прервал Итторк нетерпеливо, но что толку? Ни один не возвращается. Да и вернулся бы... В них же разума меньше, чем в слюне носача, которой облицовывает стены! Это первое. А второе возражение, так это восприятие... Чужие запахи нам ничего не скажут. Мы их просто не умеем еще распознавать. Нужно великолепное зрения, а мы все слепы... ибо зачем зрение под Куполом и в глубинах земли, где вечная тьма?
Все шесть сердец Оппанта бились так, что на коже выступили шарики влаги. Запах пошел тревожащий, хотя Оппант отчаянно зажимал все железы.
- Крылатые зрячи.
- Еще и панцирники отличают свет от тьмы, - отмахнулся Итторк. - Но крылатым надо в полете успеть увидеть издалека молодую самку, успеть спариться в полете, а панцирник у входа должен бдить... и хватать врагов. Но крылатые, как мы уже говорили, лишены разума, а панцирники... ну, здесь я с тобой согласен, если даже и увидят, то что поймут?