Я падаю на колени, обнимая ее ноги.
— Я не могу потерять тебя. Не уходи от меня. Не оставляй меня. Я, наконец, нашёл тебя. Тебя. Я не хочу прожить остаток жизни без тебя рядом. Не думаю, что смогу.
Она неподвижно стоит в моих руках, и я рыдаю на ее бедре, держась за неё так сильно, потому что чувствую, если не отпущу ее, она никогда не сможет уйти. Я опустошённый, раненый мужчина в ногах женщины, которую люблю и молю остаться.
Когда ее руки находят мои волосы и нежно касаются кожи на моей голове, я практически плачу от облегчения. Ее прикосновение, ее любовь успокаивают меня, словно повязка на ране, и я растворяюсь рядом с ней.
— Прошу тебя, — бормочу я у ее ног. — Я никогда не был серьёзней, чем сейчас. Я сделаю все что угодно.
— Реабилитационный центр, — шепчет она. — Или консультации. Что-то, Лаклан, тебе нужно что-то подобное и оно должно быть больше, чем я могу тебе дать.
— Да, — говорю я, хотя даже сама идея о возвращении в реабилитационный центр из-за алкоголя, спустя более десяти лет после того, как я был там из-за метамфетамина, кажется неловкой и постыдной. Несмотря на это, если я пойду туда, это не станет секретом, весь мир узнает об этом и о том, что я за человек. Но я сделаю это для неё. — Я пойду.
— Ты должен хотеть пойти туда, — говорит она.
Я смотрю на неё вверх, опуская подбородок на ее бедро.
— Я хочу пойти, — говорю ей.
— Но ты не можешь сделать это для меня, — говорит она.
Но я сделал бы это для неё. Я сделаю для неё все, все что угодно.
— Я не хочу быть больше таким, — признаюсь я, голос глухой от боли. — Не хочу быть мужчиной, которого ты ненавидишь, лишь мужчиной, которого ты любишь.
Она тяжело вздыхает, и я чувствую, как тяжело у неё на сердце. Я ненавижу, что я сделал это с ней, моей красивой, радостной девочкой.
— Я только не знаю..., — замолкает она. — Эти отношения такие новые и... разве все не должно быть проще?
Я с трудом сглатываю. У меня нет ответа. Потому что, даже если любить её пугает меня, не любить ее, пугает меня больше. Как любовь может быть проста? Как она может быть чем-то, кроме как абсолютно ужасающей?
— Любить тебя легко, — говорю я спустя мгновение, — это единственное, что я знаю.
Она смотрит на меня сверху вниз, брови смягчаются, несмотря на то, что я могу видеть битву в глубине глаз. Я не завоевал ее снова, ещё не полностью.
— Мне надо в ванную, — шепчет она мне, и я отпускаю ее ноги, поднимаясь. Она посылает мне маленькую улыбку, пока я нависаю над ней, и уходит.
Я вытаскиваю стул и сажусь, голова на руках, в ожидании явного признака того, что все будет хорошо. Но нет ведь никаких признаков, да?