. Во время избирательной кампании 1928–1929 гг. из всех уголков страны поступали доклады о тайных сходах, на которых шла речь о кандидатах и тактиках
>{720}. Та же ситуация наблюдалась в конце 1929-го и в 1930 г., когда темами таких встреч стали коллективизация и особенно статья Сталина «Головокружение от успехов»
>{721}. Жительница хутора Рыбушка Руднянского района Камышинского округа на Нижней Волге, согласно источникам дочь торговца-кулака, организовала тайную женскую встречу у себя дома, где, как сообщается, называла колхозы «рабством». После этого собрания она и остальные женщины отправились к сельсовету, где подали заявление о выходе из колхоза
>{722}. В 1930 г. в казацкой станице Екатериноградская Терской области состоялось тайное собрание крестьян, на котором, по донесениям, сожгли колхозную «доску позора» (черная доска, где помещали список колхозников, показавших плохие результаты работы за определенный период). Спустя несколько дней местная партячейка приняла решение об аресте тех, кого, по документам, именовали «этими агитаторами и бандитами». Дом, где проводились сходы, был окружен, однако, прежде чем удалось исполнить задуманное, со стороны дома раздались выстрелы. Пострадали и были убиты несколько активистов. После того как дым рассеялся, 23 «белобандита» все же были арестованы
>{723}. Информация о таких секретных сборищах поступала случайно — от доносчиков или же вытягивалась силой в ходе допросов. Несмотря на скудость свидетельств, представляется вероятным, что такие встречи были нередким явлением. Они давали возможность крестьянам — официально или не совсем — обсудить то, что их ждет, и решить, как нужно действовать, вне зависимости от того, считали ли сами крестьяне их собраниями и носили ли эти планы такой же подрывной характер, как в двух упомянутых примерах. Когда советская власть называла подобные сходки собраниями и вешала на них ярлык «кулацкие» или «контрреволюционные», ее целью было не только подавить оппозиционные настроения, но, главное, лишить крестьян закулисного социального пространства
>{724}, где, скрытая от взоров историков и партийных работников, формировалась культура сопротивления, которую она стремилась искоренить.
Протесты населения, замаскированные искусным притворством или принимавшие форму открыто брошенного вызова, являлись важной составляющей коллективных действий. По всей стране агенты власти вынуждены были прилагать куда больше усилий, чем афишировалось, чтобы контролировать проведение собраний и обеспечить сбор на первый взгляд бессмысленных, но необходимых подписей в поддержку создания колхозов. Их работу можно охарактеризовать разве что как фарс «революции снизу». Недовольство на собраниях выражалось в привычных устных и невербальных формах безопасного протеста, который составлял часть культуры сопротивления, основанной на опыте и интуиции крестьян, вынужденных противостоять надвигающейся угрозе и превосходящей силе. Несмотря на безопасность и хитроумность методов, свойственных этой культуре, всячески подавлявшейся властями, выражение протеста было проявлением удивительной храбрости и серьезным политическим шагом. Большей частью эти протесты не выходили за рамки собраний. Однако бывали случаи, когда недовольство выливалось в открытое насилие, которое могло перерасти в более масштабный бунт, «бессмысленный и беспощадный», как его называл великий русский поэт и писатель А.С. Пушкин