Итак, все началось с горошины, которая переливалась всеми цветами радуги. Вот он проглотил ее, ощутил горечь и неожиданно потерял память, а до этого…
– А что было до этого? Ната вдруг осенила догадка:
– А может, наоборот? Он тогда обрел память и вернулся в этот реальный мир, а до этого он был там, где еще оставались его друзья Генрих – Четвертый и Аттисс Мегибу! Может, и он был такой же нелюдью?
Стало свежо.
– Вода тут, – предупредил Геки.
Река – граница Болота рядом! – ему страстно захотелось увидеть ее, такую желанную и он заторопил шаги.
– Стой – заволновался Геки,– ты что, не боишься холодной мерзкой воды!
– Я не боюсь воды, я ее люблю.
– Я всегда чувствовал, что ты ненормальный. Но не на настолько же!
Нат расстегнул на груди комбинезон, что бы освежить потную грудь.
– Да ты линяешь. – Заволновался Геки .
– Геки нам пора прощаться.
– Ты куда?
– Дальше, наверх в горы.
– С ума сошел. Там же нет жизни.
– Там мой дом, ты давай иди обратно, я буду смотреть, как ты уходишь.
– Так пойдем вместе.
– Нет. Каждый должен жить дома.
– А ты придешь еще!
– Нет, Геки, я не приду. Беги…
– Легкой тебе линьки! – пожелал Геки и побежал.
Нат почувствовал печаль расставания. Нат только сделал несколько шагов, как грозное утробное шипение заставило его инстинктивно обернуться. Он обмер от страха – нa него надвигалась гора хищной плоти!
Еще не видя, но, остро чувствуя свою излюбленную добычу – горячее тело теплокровного, а здесь, у реки, это чувствовалось острее, дракон начинал охоту.
Чудовище уверенно двигалось на манившее его тепло, а Нат медленно, на ватных ногах, отступал, зная, бежать нельзя. Безобразное, в огромных бородавках, глубоко изрезанное морщинами тело монстра медленно приближалось. Бессмысленно остекленевшие глаза огромного ползающего ящера уже нащупывали точку, откуда, в конце концов, а так было всегда, рванется добыча в последней попытке спастись, и тогда глаза, кажущиеся мертвыми, увидят. Нат знал, что драконы видят только быстро движущиеся предметы и он удерживал себя от того, чтобы не рвануть изо всех своих сил. Безвольные ноги еле тащили его. Хотелось визжать от страха. Неожиданно в голове всплыла мысль, что визжат стадные животные, которых инстинкт заставляет дать сигнал опасности другим. Нат давил в себе этот инстинкт, предупреждать все равно было некого – здесь было не его стадо.
Странная штука – время! Смолоду его так много, а вот с возрастом… Человек приблизительно знает свой срок, и когда количество прожитых лет становится явно больше тех, которые он еще надеется прожить, он начинает время уважать, начинает его считать не десятилетиями, а годами, а то и месяцами. У человека вдруг кончается вечность, и он начинает новую жизнь, в которой надо спешить, в которой надо успеть… А у бессмертных не было ни молодости, ни старости, а времени было столько, что оно не ценилось, его даже не считали.