Здесь было все также, только листья винограда уже покраснели. Спелые кисти свисали внутрь беседки. Олег оторвал губами одну ягоду. Она имела сладкий, немного хмельной вкус.
— Сережка, почему виноград не собираешь? Он уже перезрел.
— Куда его девать. Пусть висит. С ним как-то красивее… — Улыбнулся Скворцов и принялся стругать лук.
— Я был на суде. Твоему Чирику дали пожизненный. — Продолжил Хорьков прерванный разговор. Выглядел Степан как всегда мрачным, смотрел исподлобья: — Я бы на твоем месте его тогда порешил. Он зарезал Тоню.
— Наверное, я тоже. — Не прекращая орудовать ножом, высказался Сергей.
— Чирик всего шестерка Кащеева, — возразил Олег: — А Гену мы в Москве достали.
— Да, операция прошла на грани фола. Ты просто в рубашке родился. Помнишь? — Улыбнулся Скворцов.
Олег помнил. Он тогда узнал у Маки адрес, где скрывается ее дружок. Голенев не предполагал, что Кащеев в квартире не один. Бывший афганец сам попал в ловушку. Его оглушили, усадили за стол, финками пригвоздили ладони к столешнице. Кащеев начал его допрашивать. Он хотел знать, кто выболтал Олегу московский адрес. Голенев, естественно, Маку выдавать не собирался, и его бы убили. Хорошо, что друзья подстраховались, заняв квартиру над логовом Кащеева. Афганцы через балкон ворвались к бандитам и перестреляли их. Труп Кащеева Олег привез в Глухов и подложил в коттедж Маки.
Такое быстро не забывается. Сейчас Голенев вспомнил каждую деталь:
— Мужики, вы мне тогда точно жизнь спасли…
— Давай не будем крутить старую пленку. Что было, то прошло. Вот дорежу салат и выпьем по стаканчику за то, что впереди. — Предложил Сережа.
Олег достал расческу и провел ей по волосам:
— Не хотел вам колоться, но и промолчать не могу. У меня с девчонкой Кащеева что-то вроде романа.
— Ты и она? — Сергей положил нож на стол и с удивлением посмотрел на Голенева. Степан Хорьков высказываться не стал, только хмыкнул и скривил губу.
— Сначала выслушайте, а уж потом казните. — Олег рассказал друзьям все. Начиная с Белого дома, где Мака остановила танк, до столового гарнитура, что она ему подарила. И лишь церковную исповедь девушки сохранил втайне. Его не перебивали. Олег закончил и ждал реакции друзей. Они молчали. Шашлык залил угли жиром, пламя никто не гасил. Олег сам взял бутылку и сбил огонь.
— И ты ей веришь? — Мрачно усмехнулся Хорьков.
— Верю. Она мне рассказала про свое детство. Я многое понял и ей простил. Она же хочет начать новую жизнь?! Я считаю своим долгом ей помочь.
— Чужая душа потемки. Кто знает, может она, правда, с тобой за ум возьмется. — Задумчиво вывел Скворцов и продолжил подготовку салата.