Интересно бы промоделировать его жизнь на суперкомпе: каким бы он стал в пятьдесят лет, в шестьдесят, в семьдесят? Может быть, стал бы монархистом или увлекся буддизмом? Ушел бы в монастырь? Возглавил бы оппозицию?
Погибни Лев Толстой раньше, запомнили бы немногие, да и то лишь как молодого отважного офицера, участника Крымской войны.
Кто знает, каким был бы мир, если бы гениальный Галуа не погиб на дурацкой дуэли в двадцать один год? Или не стал бы? И продолжил бы Галуа свои работы в математике или же увлекся бы рисованием картин либо путешествиями в дикую Африку?
Она сперва поглядывала на меня в зеркало, наконец на мгновение повернула голову.
– Что молчишь?..
– Из меня хреновый певец, – признался. – Но если хошь, щас запою…
– Только попробуй, – пригрозила она. – Пристрелю и тут же в песках прикопаю. Как я понимаю, такие операции, как у тебя, будут все чаще?
– Уже началось, – сообщил я, – говорю откровенно потому, что вы тоже наверняка начали. Возможно, еще раньше нас, только помалкиваете. Речь не просто о террористических атаках, что для всех номер один, а о возможности, как уже говорил, террористических атак на все человечество.
Она поморщилась:
– Если сам помнишь, что говорил, зачем повторяешь?
– Потому что это уже реальность, – напомнил я. – Когда в кино Супермен или Бэтмен спасают мир, все смотрят с улыбочкой – сказка, но каждый содрогнется и даже не захочет представить, что сейчас все люди на свете в шаге от уничтожения. И не термоядерной войной, а от прихоти какого-то идиота-биохимика, которому изменила жена!
Она зябко передернула плечами.
– Я тоже не хочу такое представлять.
– Нужно выдержать, – сказал я. – Всего лет двадцать-тридцать устоять перед натиском дураков и фанатиков, а там все вопросы разом решит сингулярность.
– Решит?
– Или отметет, – ответил я, правильно поняв вопрос. – Почти все, что сейчас волнует человечество, станет несущественным и будет с удовольствием отброшено. Ради более высоких радостей… Ого, вон за теми холмами и наша цель!
Она посмотрела вперед и чуть в сторону, прослеживая за моим взглядом, но ничего не увидела, кроме очень высоких песчаных барханов.
– Что там?
– Полевой лагерь курдов, – пояснил я. – Да, здесь у них нет своих земель, но у них нет их везде, а живут даже в Штатах, в Англии и вообще по всей Европе… Останови вон там. Чтоб с той стороны холма не увидели.
– Что брать с собой?
– Ты останешься, – велел я. – Нет-нет, мы не станем затевать войнушку. Я не знаю, где заряд. Так что если даже всех перебьем, а здесь только боевиков около сотни, все равно бомбу искать и искать… Я сказал, оставайся и жди, Фатима!