— Шеломы вздеть. Полон по моей команде — за борт.
Ещё препираемся минут 10. Скверно. На такой дистанции десяток даже лесных луков, даже против моих окольчуженных…
Чудаки тянут время, без смысла, без цели, просто играя на нервах, просто надеясь, что мне надоест, что я им поверю, что выпущу своих пленников первым, что подойду ещё ближе, что… что я лох.
Милок, что ж ты царем небесным клянёшься? Ты ещё мамой поклянись! Бедная женщина — и как она такую дурость на свет-то выпустила?
«Меня мамка родила
Родила да плюнула
Покрутила, повертела
И обратно сунула».
Как раз тот самый случай.
Наконец, они отпускают моих рыбаков. Те связанные, хромая, идут в воду.
Два новосёла средних лет. Бестолковые, скандальные, ленивые мужички из «войском брошенных». Им было указано другое место для рыбалки — сюда впёрлись самовольно. Поленились, пожадничали — рассчитывали взять на нетронутом озере больше рыбы при минимуме труда. И вот из-за этого… двуногого барахла я убил сегодняшний день. На который мог бы приблизить «всеобщую белоизбизацию Руси». Цена дню — сотни несправедливо умерших детей.
«Несправедливо» — потому что я хренью занимаюсь. Вправляю мозги туземцам. Путём их вышибания.
Вываливаем за борт своих пленников. Они ныркают с головой, но выскакивают и, отфыркиваясь, отталкиваясь ногами от дна, направляются к берегу. Ага, уже стоят на дне. Вот и нам на эти пару-тройку метров надо подойти…
— Лё!
Я успеваю выдернуть из-под ног щит. И сразу — дробь стрел. Две из пяти пробивают щит. Одна — рвёт кафтан. И всё: подкладочка у меня… крепкая. Да и щит… два мордовских стопочкой. После Бряхимовского боя этого добра столько по кустам валяться осталось. Ну, и конечно, стрелы у мещеряков лёгкие — птицу бить, мелкого зверя. Не боевые.
— Тёб!
Во, блин! Они ещё хотят! Этак они нас… Уже — нет.
По бережку, по колышущейся шеренге мещеры прокатывается волна. Волна криков боли, волна стуков стрел. Пердуновской хоругви надоело ждать на исходной позиции, она вступила в бой. Я уже с полчаса видел условленную белую тряпку над опушкой леса выше лагеря противника.
Дальше… второй залп. По оглянувшимся посмотреть.
«Я оглянулся посмотреть
Не оглянулась ли она,
Чтоб посмотреть
Не оглянулся ли я».
Увы, мещеряки мещеряковатые, тут вам — не девочка. И — не виденье. Тут — пердострелки. В смысле — лучники из Пердуновки. Во всей своей красе. С Любимом во главе. Который бесконечно доброжелательно и совершенно безостановочно командует третий залп. По шевелящемуся.
А вот и Чарджи рявкнул: дорезание.
Бой закончен — считаем бабки. В смысле — дядьки.