— Садись, Петя, сюда, — сказал ему Синегуб, встав со стула. — Лариса, пойдем, к нам тоже скоро гости.
Лариса вышла из-за стола. Вышли и другие. Рогачев скрылся за цветастым пологом. Кропоткин тоже поднялся было, но Синегуб осадил его, сильно нажав на плечо.
Соня усадила рабочих вокруг стола.
— Петр Алексеевич, побеседуйте с моими друзьями, пока я приготовлюсь, — сказала она и, собрав в опустевшую большую хлебницу чайную посуду, ушла в свою комнатушку.
Кропоткин почувствовал себя неловко, не зная, с чего начать разговор. Он достал из кармана портсигар, предложил рабочим папиросы.
— Нет, мы в квартире учительницы не курим, — сказал Алексеев.
— Похвально, — сказал Кропоткин. — Вы на фабрике работаете?
— Да, на суконной фабрике Торнтона, — сказал Алексеев.
— На лето уходите?
— Нет, торнтоновская фабрика круглогодично работает.
— Стало быть, все уже чистые пролетарии?
— Ну, еще не совсем чистые. До истинно пролетарского сознания многим из нас еще далеко.
— Чего же для этого не хватает?
— Знания капитала, его механики.
— Только?
— И чувства пролетарского братства. Температура этого чувства пока очень низка. Но котел нагревается, со временем забурлит. Читаем вот с товарищами «Капитал» Маркса. Великое сочинение. Многое открывается.
Вернулась к столу Соня. Кропоткин встал, оделся и откланялся.
В квартире Синегубов он застал троих рабочих, сидевших с хозяевами за столом, — Обнорского, Бачина и еще одного какого-то здоровенного детину с волосатой грудью, на которой лопалась грязная исподняя рубаха.
Бачин вскочил, рассиялся.
— И вы здесь?! — удивился он. И когда Кропоткин протянул ему руку, он схватил ее обеими руками. — Вот встреча! Знаете, я часто вспоминаю вас. С вами хорошо спорить. Мысль расширяется. Кое в чем я был не прав. Насчет интеллигенции. Ну садитесь, поговорим, почти полгода не виделись. — Он поставил к столу еще один стул, посадил гостя, как хозяин.
Радушие Бачина, совершенно неожиданное, растрогало и удивило Кропоткина. Что случилось с гордым Игнатием? Куда делась его постоянная надменная усмешка? Последствие минувших споров? Неужели тебе удалось, господин Бородин, поколебать бачинское упорное неприятие интеллигенции?
— Где вы так долго странствовали? — спросил Игнатий.
— Да я давно уж в Петербурге, — сказал Кропоткин.
— Почему к нам сюда не заглядываете?
— Вот приуправлюсь с работой — к вашим услугам.
— Давайте. Вы наш человек. Таких мало среди интеллигентов. Жалко, потеряли Анатолия Сердюкова. Тот уж совсем наш… А Виктор вот уходит от нас. — Бачин кивнул на Обнорского.
Обнорский сидел за столом задумчиво. Интеллигентный, в щегольской темно-коричневой визитке. Белые обшлага с запонками, белые уголки воротничка, выглядывающие из-под галстука.