Искупление (Шеметов) - страница 156

И арестанта уводят в каземат. Он раздевается, отдает свою одежду унтеру, надевает халат и туфли и шагает во тьме каземата. Что это было? Видение? Невозможно поверить в реальность встречи, такой неожиданной и мимолетной. Бедная Лена, как ей тяжело! Зачем она взяла с собой Катю! Девочка потрясена ужасом тюрьмы. Но не быть же ей до зрелых лет в неведении. Это первое ее испытание. Перепугается или загорится гневом к насилию. На какую дорогу она выйдет? Что за поколение идет на смену?.. Полякова, значит, выпустили, ничего у него не вытянув. Если он проговорился бы насчет пакета, меня давно бы вызвали на допрос. Где арестованные друзья? Вероятно, сидят в этом же бастионе, а я ничего о них не знаю. Из соседних казематов никто не стучит, да и стучали бы, я все равно не смог бы поговорить, немой человек, надолго обрекший себя на безмолвие, не удосужившись на воле ознакомиться с азбукой декабристов… Странно, арестант отказался отвечать, и следователи должны были терзать и терзать его допросами, а они отступились, точно совсем о нем забыли. Ах, если дали бы возможность работать! Может быть, сестра упросит географов вступить в ходатайство?

Работать без бумаги и карандаша он, конечно, не мог. Мог только читать и думать. Он вспоминал обсуждение его программной записки, вспоминал споры о социальном идеале и все искал в истории и природе доказательства того, что идея безгосударственного социального строя реальна. Природа не знает иерархии, размышлял он, отшагивая свои урочные версты. Во Вселенной нет центра, нет единой силы, исходящей от одного источника и определяющей движение всех тел. Все существует во взаимодействии. Существовало немало и человеческих обществ, обходившихся без центрального управления. Жили древние племена, не знавшие государства и его законов. Жизнь европейских средневековых общин определялась не государственными законами, а свободными договорами. На Руси, как свидетельствуют исследования Беляева и Сергеевича, успешно действовало общинное и вечевое самоуправление. Так почему же народ, уничтожив власть поработителей и получив свободу, не сможет жить без управления сверху? Вполне сможет, уверял он друзей, представляя, что они вновь собрались на сходку и слушают его. Безгосударственное общество, основанное на принципах свободы, полного равенства всех людей и взаимной помощи, раскроет все силы человека — физические, интеллектуальные и нравственные. Это доказывают и факты современной жизни, скованной бесправием. Там, где эта жизнь вырывается из-под пресса царской администрации, люди крепче объединяются, становятся более сильными в делах и обретают истинное душевное удовлетворение. Почему, например, такой успешной оказалась Олекминско-Витимская экспедиция? Потому, что люди шли через гибельную тайгу без всякого принуждения. Их объединяла взаимная помощь в общем желанном деле. А наше общество, этот маленький социализм, как его именует Митя Клеменц, почему оно было таким идейно и нравственно сплоченным? Да потому, что никто никем не командовал, все жили и действовали совершенно свободно. Это вы, дорогие друзья, хорошо понимаете, а вот в идеале безгосударственного социального строя многие из нас усомнились. Отсутствие единого управления приведет, мол, к беспорядку. Нет, убеждал он себя, анархия, если правильно ее понимать, — не беспорядок, а высший порядок, основанный на общественном сознании народа, на полном раскрытии природной человеческой нравственности. Преступления и безнравственные поступки исчезнут, как только устранено будет насилие. Пора, друзья мои, поверить в человека. Почему вас пугает анархия? Может быть, на нее бросил тень индивидуалист Штирнер, проповедующий безграничное право личности? Но безумие штирнеровской философии, помещающей в центр мироздания «Я» отдельного человека, совершенно очевидно. Истинно анархическое общество может быть построено только на коммунистических началах. Анархический коммунизм — вот общество будущего, горячо уверял он и оппонентов, и себя самого, уже не допуская мысли об ошибке (суждено ли ему когда-нибудь осознать зарождающуюся ошибку в его зарождающейся социальной теории?). Свобода, равенство и довольство для всех, а не для отдельных каких бы то ни было лиц и групп. Разве не этого вы хотите, родные мои друзья? Так почему же усомнились в анархическом идеале? Может быть, вас смутил яростный Бакунин, не совсем разборчивый в средствах борьбы? Но ведь то, к чему он призывает ныне, он не переносит в будущее… Трудно вас убеждать, когда мы разделены тюремными стенами. Написать бы капитальную книгу, доказать реальность идеи. Это пока невыполнимо. Как тяжко без работы! Мрак и убийственная тишина. Чередуются, мало чем отличаясь друг от друга, дни и ночи, проходят недели и месяцы. Никуда не вызывают, не везут. Что, если совсем забудут об арестанте?