…Нет, о нем не забыли. В середине лета, в один ясный день (солнечные лучи, никогда не проникая в каземат, и на сей раз не могли пробиться сквозь глубокую, в два аршина, амбразуру, но арестант видел за решеткой синий клетчатый полукруг неба) унтер принес ему одежду, потом явился смотритель Богородский, вывел узника за ворота бастиона, оттуда два унтера повели его через площадь в сторону собора (о, как сиял в этот день ангел!). Привели его, однако, не в собор, а к дому коменданта, где стояла синяя карета, а у ее открытой двери — знакомый толстый пышноусый жандармской офицер. На этот раз кавказец не притиснул его к стенке. Наоборот, отодвинулся и уткнулся головой в угол. И стал дремать. Или притворился? «Куда едем?» — спросил арестант, и офицер, конечно, не ответил. Карета выехала по Введенской улице на Большой проспект и покатилась к Тучкову мосту… Едучи по Васильевскому острову, по Дворцовому мосту, потом по Невскому проспекту (по Невскому!), Кропоткин смотрел на потоки пешеходов и экипажей, надеясь увидеть хоть одно знакомое лицо и безумно мечтая о побеге. Вот если бы оставшиеся на воле друзья знали, что его сегодня повезут по городу, подослали бы барышню на рысаках (Ларису Синегуб), и он, пока дремлет кавказец, тихонько открыл бы дверцу, выскочил бы из кареты, впрыгнул к барышне в пролетку и — поминай как звали. Но карета свернула с Невского на Малую Садовую. Значит, к Цепному мосту везут, понял Кропоткин. В Третье отделение. На допрос.
Однако в комнате, в которую его ввели, он увидел не Масловского и Оноприенко, а брата Сашу и невестку Веру! Они кинулись к нему, но жандармский офицер, вдруг выросший посреди комнаты, объятья запретил. Он посадил арестанта к стене, его родственников — к другой. Он смял, раздавил радость встречи. Вера заплакала… Комната была длинная, но узкая, и братья сидели довольно близко, могли бы даже дотянуться руками. Но они сидели неподвижно, с полминуты молча смотрели друг на друга. «Приехали?» — сказал Петр. «А как могли мы остаться в Швейцарии, когда с тобой такое?» — сказал Александр. «Да, вы не смогли остаться, понимаю, — сказал Петр, — Верочка, ты здорова?» — «Да, климат Швейцарии мне помог оправиться». — «Как сыночек?» — «Слава богу, здоров». — «Как сам-то ты, Петя? — спросил Александр. — Держишься?» — «Держусь, чувствую себя неплохо. Много читаю. Очень хочется работать. Обратись, Саша, в Географическое общество, пускай походатайствуют, мне необходимо закончить ледниковую работу, нужны рукописи, книги…» — «Но где твои рукописи? — вдруг вспыхнул Александр. — У тебя все забрали, все, понимаешь, все! Черт знает что! Беззаконие! Брали бы то, что им нужно, зачем же хватают научные рукописи! Нет, это нельзя так оставить, это грабеж! В твоей квартире я не нашел никаких бумаг». — «Успокойся, бумаги в надежном месте», — сказал по-английски Петр. — «Нет-нет, я подниму бучу, — все кричал Александр, — они не имеют права брать неположенное!» — «Успокойся, бумаги у надежных людей, сходи к Полякову, он все знает», — сказал уже по-французски Петр, подумав, что брат не понял английских слов. «Говорить по-русски», — приказал офицер. «Хорошо, хорошо, будем только по-русски, — смиренно сказал арестант, опасаясь, что свидание может прерваться. — Саша, надо в Географическое общество, туда надо обращаться, к вице-председателю Семенову, к Полякову, понимаешь, к Полякову. Общество должно помочь, оно заинтересовано». — «Ладно, Петя, я приложу все силы, буду добиваться», — уже спокойно сказал Александр. И свидание не прервалось. Оно длилось еще с полчаса.