Прошел всего только год — и Роза вернулась. Ничем не загораживаемый вид на ноги прохожих почти немедленно занял место домашних растений. Вернулись и жирные орехи. В течение недели женщина из Калифорнии еще болталась здесь, а потом исчезла так же бесследно, как и ее растения. Мы, конечно, вздохнули с огромным облегчением, но все-таки были удивлены возвращением Розы. Сначала она говорила, что «нельзя сделать настоящие деньги в корпорации»: утверждение, по сути, доказательное лишь для безработных актеров. В разговорах же со мной Роза была, что нехарактерно для нее, весьма уклончива. Но в эти первые несколько недель с ее губ нет-нет да и срывались горькие слова «об этих глянцевых ребятах из центра». В конце концов она сказала мне: «Я просто струсила».
Самой простой причиной того, что Роза вернулась так рано, как я и предполагал, был культурный шок. В полную противоположность ее ежедневным подсчетам успехов и неудач, доходов и убытков, из которых она исходила, управляя своим малым бизнесом, рекламная фирма действовала как-то «таинственно», хотя в этом бизнесе головоломки больше связаны с человеческими успехами и неудачами, нежели с машинами. Через день после возвращения в «Форель» она обмолвилась о «странной вещи», которую делают люди, занятые в имидж-бизнесе. Преуспевающие в рекламном деле — необязательно самые амбициозные, так как каждый, занятый там, влеком успехом. Но по-настоящему преуспевают лишь те, кто лучше других улавливает, когда нужно уйти от неприятностей и оставить других «держать мешок», полный дерьма. Секрет успеха в том, чтобы избегать расчетов бухгалтерского типа, некоего баланса. «Весь фокус в том, чтобы не позволить ничему цепляться к тебе». Конечно, на каждом предприятии, в конце концов, наступает время подведения баланса. Но Розу поразило, что даже после такого расчета чей-то послужной список, состоящий из неудач и поражений, значил в глазах работодателя меньше, чем установленные этим сотрудником контакты и его умение налаживать системы связей.
Точно так же не была принята в расчет и ее практическая деятельность. И хотя формально с ней был заключен двухлетний контракт, «они мне дали ясно понять, что могут заплатить мне неустойку и „отпустить“ меня в любое время». Поскольку бар она сдала в аренду, для нее это не было смертельной угрозой. Но то, что действительно ее доставало там, касалось более тонких вещей: она постоянно чувствовала, что ее как бы экзаменуют, и в то же время она никогда точно не знала, каково ее истинное положение. Не существовало объективных мерил для оценки хорошо проделанной работы («ну, кроме этого „жужжания“»), и было непонятно, какой уровень квалификации требуется, чтобы «не позволить чему-либо прилипнуть к тебе». Это было особенно тревожно, потому что Роза проводила и личный эксперимент. Она пришла в этот мир не для того, чтобы разбогатеть, а для того, чтобы сделать что-нибудь более интересное в своей жизни. Тем не менее где-то через год она сказала мне: «Я не чувствовала, что я чего-то добилась, я просто не знала, так это или не так».