Во флюидных неопределенных ситуациях, наподобие этой, люди склонны копаться в деталях ежедневно происходящих событий, пытаясь обнаружить в них некое предзнаменование, как это делали древние жрецы, изучавшие внутренности убитых животных. Ну, например, как босс говорит по утрам «хеллоу», кого пригласили только на аперитив, а кому предложили остаться на ужин — это были своего рода знамения того, что в действительности происходило в офисе. Роза смогла бы справиться с этой озабоченностью тривиального повседневного типа — она была одним из самых стойких человеческих существ, которых я когда-либо знал, но ощущение, что у нее нет якоря в этих сверкающих морях имидж-бизнеса, подтачивало ее изнутри.
Более того, в рекламном агентстве она уяснила горькую правду насчет своего прошлого практического опыта, на который она делала ставку в своей азартной игре за обретение новой жизни: к людям среднего возраста, таким, как она, относились как к сухостою, мертвому дереву; их аккумулированный опыт ценился невысоко. Все в офисе фокусировалось на конкретном моменте, на том, что должно вот-вот произойти, на том, чтобы упредить «поворот». Глаза у присутствующих начинают стекленеть или подергиваются дремотной поволокой, когда кто-то начинает предложение словами: «одна вещь, которую я понял, заключается в том…».
От человека среднего возраста, вроде Розы, требуется немалое мужество, чтобы пойти на риск, испытать что-то новое, но неопределенность ее положения в сочетании с отрицанием ее жизненного опыта, в конце концов, истощили запасы ее стойкости.
«Изменение», «возможность», «новое» — для нее это были лишь пустые слова к тому времени, когда она решила вернуться в свою «Форель». Хотя ее желание рискнуть было неординарным, а медиа-бизнес — необычно текучим и поверхностным, ее неудача хорошо иллюстрирует некое более общее непонимание того, как ориентировать самого себя в этом гибком мире.
Стремление рисковать может, во многих различных обстоятельствах, стать стоящим многого испытанием характера. В романах XIX века герои типа стендалевского Жюльена Сореля или бальзаковского Вотрена психологически совершенствуются, когда рискуют по-крупному, и в своем стремлении все поставить на кон они становятся почти героическими фигурами. Когда экономист Джозеф Шумпеттер прославляет предпринимателя, осуществляющего «созидательную деструкцию», он делает это в духе тех же романистов: исключительные человеческие существа совершенствуются, находясь постоянно на острие. Черты характера, явленные в Давосе, людей, спокойно расстающихся с прошлым и чувствующих себя нормально в условиях беспорядка, это тоже один из способов жить на острие.