.
Хагани частенько заключал сделки по кривой доходности облигаций какой-либо страны против нее же самой. Таким образом, он мог открывать длинные позиции по немецким облигациям с десятилетним сроком погашения и продавать немецкие же облигации с пятилетним сроком погашения. Это была изощренная операция, требовавшая отличных знаний математики и тонкого понимания местных экономических трендов. Но, по крайней мере, при проведении такой сделки не нужно было сравнивать тренды в Германии с трендами, существовавшими, допустим, в Испании.
Газетные отчеты о деятельности LT обычно не замечали Хагани, которого отличала крайняя замкнутость. Прессу занимали лидерство Меривезера и модели, разработанные Мертоном и Скоулсом. Однако в действительности Хагани являлся одним из главных игроков. В то время как Джей-Эм председательствовал в компании, а Розенфелд руководил ее повседневным бизнесом, Хагани и Хилибранд, бывший чуть старше Хагани, оказывали самое сильное влияние на операции. Обладатели блестящих и схожих умов и примерно одинаковых познаний в математике, Хагани и Хилибранд разговаривали на криптоязыке, который не позволял посторонним понять, о чем идет речь.
Эти двое работали по большей части в паре, но Хагани отличался гораздо большей смелостью. Прирожденный лидер, он имел интуитивное понимание рынков и живой, импульсивный характер. Если некая модель выявляла, что какая-то ценная бумага оценена неверно, и фирма считала, что понимает причину искажения, вперед немедленно устремлялся Хилибранд. Хагани, доверявший своим инстинктам, мог затеять игру, нацеленную на еще большее снижение котировок ценной бумаги. Смуглого, бородатого Хагани, которому в момент начала деятельности LT едва исполнился 31 год (Хилибранду было 34, Розенфелду – 40, а Меривезеру – 46 лет), обычно бросало из крайности в крайность. Будучи хорошим рассказчиком, он не обладал такой прямотой, как Хилибранд: никогда нельзя было с уверенностью сказать, действительно ли бросает он кому-либо вызов или играет в покер. По-юношески порывистый, Хагани верил в себя, что, возможно, было следствием его привилегированного происхождения.
Сын богатого иранца, занимавшегося экспортно-импортными операциями, и американки, Хагани вырос с острым пониманием того, что политические противоречия способны разрушить самый идеальный бизнес-план. Подростком Хагани два года жил в Иране с отцом, которого обожал, а затем революция вынудила их бежать из страны. Работая в Salomon Brothers, Хагани проводил очень много времени в лондонском и токийском бюро компании, где побуждал местных трейдеров принять модель рынка, разработанную Группой арбитражных операций, а затем увещевал сбитых с толку служащих компании заключать более крупные сделки. Хагани вернулся в Лондон как глава представительства Long-Term Capital Management именно тогда, когда в Европе не умолкали разговоры о валютном союзе.