– Не могу сказать, господин.
– Я спрашиваю, куда они уехали? – крикнул Корнелис.
Ребенок заплакал.
– Мне нельзя говорить, – захныкала Мария. – Она меня убьет.
– Я хочу ее найти.
– Не надо. Она уже далеко, вы не найдете ее. Лучше считайте Софию мертвой.
Корнелис встал с места.
– Вы куда? – испуганно воскликнула Мария.
Он взглянул на малышку. Ее маленькое личико раскраснелось, она набирала воздух для новых воплей. Ему хотелось успокоить ее, сунув ей палец в рот, но теперь это выглядело чересчур интимным. В конце концов, это не его ребенок.
– А я-то считал, что ты моя, – пробормотал Карнелис. – Думал, у тебя мой нос.
Корнелис торопливо шел по улицам. На башне пробило десять. Жители Амстердама укладывались спать. Какое это мирное, спокойное занятие: тушить свечи, ложиться в свою постель. Корнелис выбрал дорогу, по которой София, как он предполагал, ходила к своему любовнику. Через улицу прошмыгнула крыса и плюхнулась в воду. От канала тянуло гнилью. Раньше город казался уютным, чистым, а на самом деле прогнил насквозь. Его построили на шатких деревянных сваях, погруженных в грязь. Красивые дома – всего лишь фасады, раскрашенные, как лицо у шлюхи. А что происходит там, внутри? Все они могут легко опять уйти в болото, погрузиться в ил. Как ему удавалось так долго обманывать себя?
Один кошмар следовал за другим. Сначала был ужас ее смерти, теперь – ужас от того, что она жива. Враг не ждал его снаружи – это были не воры, не убийцы, не испанские солдаты, – он жил у него в доме. Как долго София ему лгала? Когда они с ним виделись – в то время, пока он находился на работе? И в те вечера, когда София притворялась, будто у нее болят зубы или голова, – она спешила к нему по этой улочке? Лежа с Корнелисом в кровати, в его объятиях, она постоянно думала о нем? Невыносимые, убийственные мысли, но это еще не все: София видела, как он гордился ее растущим животом, улыбалась той радости, с которой он следил за ее придуманной беременностью. А сама размышляла о том, как бы получше обмануть мужа. Каким доверчивым болваном она его считала, каким наивным простаком!
Корнелис спешил по улицам. Его легкие горели, ноги подгибались от усталости, но он почти бежал вперед, с трудом переводя дух. Наконец оказался на Бломграхт и подошел к дому художника. Там было темно. Он оглядел запертые ставни на нижнем этаже. Однажды Корнелис стоял в одной из этих комнат, с гордостью глядя на свой портрет. Он заплатил восемьдесят флоринов человеку, соблазнившему его жену. В той же комнате стояла и кровать, где-то в углу, совсем рядом.