Комната в библиотеке была выложена черными и белыми клетками. Шахматная доска для игры в жизнь. Ян прищурился, и комната стала расплываться. Он поднял свою королеву – Софию. Поставил на клетку рядом с мужем. Потом взял мужа и выбросил его с доски.
Ян собрал вещи. Корнелис попрощался и вышел в другую комнату. Они услышали, как затихли его шаги. Где-то вдалеке хлопнула дверь. София проводила Яна до двери.
– Меня чуть не застукали, – прошептала она. – Я столкнулась с женщиной, которая меня знает.
Они резко обернулись. Мария шла через комнату со слезами на глазах. Она держала за ноги птицу.
– Ее убил кот. Посмотрите – тот самый дрозд, который недавно пел на яблоне.
– Бедняжка. – София взглянула на птичку. – Не надо плакать.
– Он для меня так много значил, – рыдала служанка. – И вы знаете, что бывает, когда умирает дрозд…
– Мария! Перестань.
София вывела Яна на улицу.
– Завтра утром в одиннадцать, – прошептал тот.
Он уронил на землю свою сумку. София нагнулась вместе с ним, чтобы поднять ее.
– У моста на…
Ян произнес название улицы.
– Я закопаю его в клумбе, – пробормотала служанка.
Высшая похвала женщины состоит в том, как она ведет свое хозяйство. Ибо черепаха всегда находится в своем доме и несет его с собой при любых обстоятельствах.
Й. ван Беревик, 1639 г.
Льет дождь. Я быстро иду по Сырной улице в сторону гавани. В магазинах лежат огромные сырные головы, они словно провожают меня осуждающим взглядом.
Наверное, сегодня он не придет – в такой дождь. Может, совсем меня не любит? Плохо, что на улице мало прохожих. В толпе всегда безопаснее, а теперь я одна и беззащитна. И все-таки мое сердце колотится от радости.
За последнюю неделю город изменился. Даже если Ян сегодня не придет, все равно он существует, дышит воздухом, ходит по этим улицам. Каждый дом мне дорог потому, что его видел он. Но город полон опасностей. Здания конвоем выстроились вдоль улиц: они просматривают их из конца в конец. Столько окон, дома буквально кишат окнами: большими окнами вровень с улицей, рядом со мной. Окнами, сгрудившимися в верхних этажах. Целые ряды шпионских окон и смотровых люков на самом верху, у гребешков крыш. Некоторые ставни закрыты, другие открыты. В сумраке невидимых комнат мелькают чьи-то тени. За открытой створкой – почему она открыта? – шевелится занавеска.
А еще есть перекрестки. Они будто начинены порохом, опасность поджидает за каждым углом. «София! Не ожидала увидеть вас здесь». Как легко меня может выдать даже тот, кто не желает никакого вреда.
Я свернула за угол. Ветер хлещет мне в лицо. Я упрямо нагибаю голову, но он толкает меня назад, обратно в Геренграхт, где живу. Сейчас март, но зима вернулась: мое лицо немеет от холода. Я быстро иду вдоль канала, соленый воздух щекочет ноздри. Дома торговцев высокие, в шесть этажей. Наверху открыта дверь, под ней висит лебедка. Она болтается на крюках у меня над головой.