А он много мог ей рассказать! Она была мягкой глиной в его руках, плодородной почвой, куда он мог посеять самые прекрасные цветы. И она не отвергла его ухаживаний. Конечно, София вела себя с подобающей девице сдержанностью, но Корнелис ясно видел, как тепло она приняла его предложение прокатиться в экипаже. Помнил тот день до мельчайших деталей: прошлое в его памяти было ярче и живее настоящего.
Они проехались по окрестностям городка. София прильнула к открытому окну, зачарованно смотрела на поля, пасущихся животных, длинные ряды ив, – будто ребенок, который видел все в это впервые. Ему подумалось: вот дочка, которой у меня никогда не было. Он смотрел на ее затылок и шею – нежную кожу под мелкими завитками волос, – и хотелось осторожно погладить их. Его вдруг охватило сильное желание. «Разговор двух тел» – так он называл плотские отношения со своей первой женой. Приятное, уютное общение. Но теперь все было по-иному. Это юное создание вызывало в нем страстное стремление ее защитить, и не менее страстное – овладеть ею. Сердце разрывалось пополам.
Над головой в лазурном небе клубились облака. Внизу раскинулось огромное поле, на котором крестьяне белили лен. Длинные, прямые, как линейки, ленты полотна тянулись куда-то к горизонту. Из-за облаков выглянуло солнце. Полосы льна вспыхнули ослепительно белым. Стало видно, как по ним ползут облачные тени. Вдалеке копошились маленькие фигурки, разворачивая новую ленту. София указала на них:
– Смотрите! Можно подумать, будто земля ранена, а они ее лечат, заматывая в бинты.
Что-то сжалось у Корнелиса в груди. Именно в этот момент он влюбился в Софию по-настоящему.
Солнце садилось за соседними домами. Щипцы высоких крыш врезались в небо, как неровный ряд зубов. Корнелис поежился и встал. Вспомнил поле с полосами льна. Весь мир теперь казался ему таким полем, куда скоро придет его драгоценное дитя. И эти белые ленты станут пеленами, в которые завернут малыша, чтобы он был крепок и здоров. Его вера снова возродилась; Господь наконец услышал его молитвы.
Радостная мысль. Тогда почему так скверно на душе?
Всегда веди себя с осмотрительностью человека, на которого смотрят десять глаз и указывают десять пальцев.
Конфуций
«Я хочу держать тебя в объятиях и чувствовать, что ты спишь». Эта строчка из письма запала мне в сердце. Ян писал немного наивно: он был ремесленник, художник, по сути, малообразованный, меньше, чем я. Но после него мне всегда казалось, что слова любви должны звучать по-детски неуклюже. Мы решили вместе провести ночь. И не одну, а две – чтобы хоть немного утолить мою жажду. Мужу я сказала, будто отправлюсь в Утрехт. Он не сомневался, что я уже написала своей семье и рассказала о беременности. Теперь им не терпится меня увидеть. Мне было тяжело подводить их – так же тяжело, как и Корнелиса. Я знала, что когда-нибудь мне все-таки придется к ним поехать, но старалась оттянуть этот момент: они знали меня слишком хорошо, чтобы не заметить ложь. Особенно младшая сестра Катрин: вот уж глазастая особа, она сразу поймет – со мной что-то не так. Рано или поздно я с ними увижусь, но не сейчас.